Итак, пора подвести итог всему, сказанному здесь о происхождении и ранней истории славян. По сравнению с тем, что на эту тему имеется в научной литературе, наша глава — капля в море. За рамками нашего изложения остались горы самых различных материалов. Мы, например, практически не касались одного из исторических источников, активно привлекаемых специалистами — лингвистами в основном — для решения вопросов происхождения и распространения по миру какого-либо этноса — топонимики и гидронимики. Есть и еще один из видов лингвистических источников, о котором мы даже не упомянули: это наличие в основной, древней лексике какого-либо языка слов, обозначающих разные ландшафтные и экологические понятия. Например, горы, лес, степь, пустыня, море, какие-то породы животных или типы растений и т. д. По набору этих слов лингвисты пытаются определить, на каком этапе зарождения и развития данного языка его носители жили в тех или иных природных условиях.
В общем, мы не сказали о многом. И сделали это по двум причинам. Первая очевидна: нельзя объять необъятное (хотя иногда очень хочется!). Особенно, когда огромному вопросу посвящаешь одну главу. Вторая же причина заключается в том, что обращение к материалам лингвистики не вносит ясности в вопрос о происхождении славян — пока, по крайней мере. Да, славянская топонимика есть на всей территории, где сегодня живут славянские народы, и еще на некоторых других, например, кое-где на современной восточногерманской, на современной греческой и еще в некоторых регионах Европы. Да, на современной славянской территории имеется масса иноязычных топонимов, в разных ее местах — разных языков. В некоторых местах иноязычных топонимов бывает намного больше, чем собственно славянских, что свидетельствует о том, что славяне не были коренными насельниками в этих землях. Но ведь об этом же говорит и археология! Однако преимущества последней состоят в том, что благодаря знанию относительной хронологии культур она точнее, чем современная лингвистика, может сказать, в какое время какая культура жила на этом месте и в какой последовательности эти культуры сменяли друг друга. В результате, скорее лингвистика получит от археологии данные, уточняющие хронологические этапы становления изучаемого языка, чем археология от лингвистики данные, уточняющие время жизни на некоей территории изучаемого народа.
И еще. Как мы не раз говорили выше, в своем изложении мы в основном опирались на труды В. В. Седова по славянской истории. Так вот, надо подчеркнуть, что его исследования по этой проблеме носят комплексный характер, хотя в основном строятся на археологическом материале (что естественно для профессионального археолога). И, насколько это возможно, он учитывает и данные лингвистических исследований, в том числе и топонимические.
Поэтому, приводя в этой главе главные положения его работ, мы как бы автоматически учитываем и лингвистические данные — в той их части, где они не противоречат археологическим данным.
Это не значит, что все лингвисты, да и все археологи, согласны с выводами В. В. Седова. Мы не раз говорили выше, что сегодня нет абсолютного согласия среди специалистов по истории славянства, как, впрочем, и по многим другим историческим проблемам. И мы обязательно покажем это в последующих главах: ради этого и затевалась наша книга. Мы ведь говорили во «Введении», что собираемся показать читателю, чего не хватает историкам, для того чтобы написать полную и «окончательную» историю какого-либо народа, и что при этом оказывается «лишним». И читатель это увидит, когда мы обратимся к письменным документам по истории славян и Руси. В этой же главе мы хотели познакомить его с некоей «материальной основой» этой истории, каковой является совокупность археологических данных по этой проблеме, создать некий «фон», на котором он сам сможет рассматривать предлагаемые ему ниже тексты исторических документов. Тогда он сможет оценить, какая невероятная путаница существовала в истории славянства, в том числе и истории Руси, пока этого «фона» в науке не было.