И тут многое зависит от того, какими соображениями руководствуется тот или иной историк. Предположим, он считает, что, как говорилось выше, словами рос, рус, руг, рут — в разные времена и у разных народов означали людей со светлым — относительно тех, кто их видел со стороны — цветом волос. Тогда такое «расползание» по огромной части Европы этнонимов и топонимов с этим корнем вовсе необязательно говорит о проживании во всех этих местах какого-то одного народа: это могли быть — и были — кто угодно! И переходить с одного народа на другой он тоже может с течением исторического времени. Такие примеры широко известны. Скажем, в Раффельштеттенском таможенном уставе — документе X века, регулирующим торговые отношения в Баварской восточной марке на Среднем Дунае — говорится о славянах, «приходящих от рутов или богемов» торговать на Дунай. Так вот, не только в этом, но и в других европейских средневековых документах русь очень часто продолжает называться ругами, богемами, что называется, «по привычке», хотя все давно знают, что на этих территориях живут славяне-русы, а не кто-нибудь другой [Древняя Русь в свете зарубежных источников, с. 295–296]. В свою очередь, ведь сейчас никому не известно, почему предшествующие им германские ругии и кельтские рутены назывались именно так. Очень возможно, что с точки зрения более южных народов — греков, римлян — они тоже были «рыжими», светловолосыми. Но к славянам-русам они не имеют никакого отношения.
А вот пример еще более разительный. В средневековых германоязычных документах начиная с IX века распространяется этнический термин Ruzzi/Ruzi/Ruszi. В форме Ruzzi он встречается в таком известном источнике, как «Баварский географ» (конец IX века). Лингвисты же утверждают, что такая форма этого слова могла сложиться в немецких языках не позднее рубежа VI–VII веков [Назаренко, 1994, с. 29]. Спрашивается, кому он принадлежал? Обитателям Руси исторической, то есть нашей, Киевской? Но она-то, по всей совокупности документов — и византийских, и западноевропейских, и наших летописных — образовалась не раньше конца IX века! Именно тогда она обозначилась как государство! Так кто были те Ruzzi, которых знают южнонемецкие народы еще в VI веке? Для славян-русов, приходивших из Киевской Руси торговать на Дунай к границам Баварской марки — ой, рановато! Так что, скорее, правы те историки, которые, как и В. В. Седов, считают, что это южные русы, чей этноним восходит к иранским корням и которые двигались вверх по Дунаю под нажимом аваров еще в VI веке [Седов, 1995, с. 125].
Похоже, что в данном случае мы опять имеем дело с Русью Дунайской, и не той, которая была покорены уграми, как утверждает «Повесть временных лет» — то есть южнодунайской — а более северо-западной, Центральноевропейской. И это уже отдельное и достаточно раннее государственное образование, более раннее, чем наша родная Русь Поднепровская (Киевская). Честь открытия Дунайской Руси принадлежит в некотором смысле А. В. Назаренко. Исследовав большое количество германских источников, ученый доказал, что постоянно упоминающаяся в них славянская племенная группа руги — это русь, о чем мы только что говорили. Под термином rugi в западноевропейских письменных источниках X–XI веков всегда понимается русь. К сожалению, А. В. Назаренко недооценил важности своего открытия, почему-то решив, что речь идет о купцах из Киевской Руси. На самом деле, считает В. В. Седов, к мнению которого мы присоединяемся, руги-русь — это русы Среднего Подунавья, проживавшие на территории современных Австрии и Венгрии, потомки дошедшего в VII веке до Линца антского племени русь. «Русская» топонимика долгое время сохранялась и сохраняется сейчас в Нижней и Верхней Австрии, Штирии, окрестностях Зальцбурга и Регенсбурга. Это, по мнению В. В. Седова, является несомненным свидетельством проживания в этом регионе славянского населения, ассимилированного германцами в период с XI по XIV век.
А. В. Назаренко в своей статье «Имя «Русь» и его производные в немецких средневековых актах /IX–XIV вв./» с удивлением констатирует, при таком большом количестве сведений о Руси и Киеве «характерным примером «археологической немоты» является полное отсутствие монетных находок на торговом пути Киев — Краков — Прага — Регенсбург» [Назаренко, 1984, с. 86–87]. Сам же Назаренко считает, что этот путь активно эксплуатировался в IX веке [Древняя Русь в свете зарубежных источников, с. 295–296]. Причем он отмечает, что в «Раффельштсттенском таможенном уставе» говорится о том, что «склавины из Ругии» явились в Баварскую восточную марку с севера, через перевалы в районе верховьев Влтавы. По его мнению, это объясняется тем, что в IX веке путь по Дунаю был перекрыт вторгшимися на Дунай венграми («черными уграми» русских летописей). Мы же вправе задаться вопросом: а было ли кому приходить торговать с востока в Баварскую марку из нашей, Киевской Руси, в IX веке? Ведь «наш» днепровский Киев в IX веке был еще пограничным захолустьем для германских государств Центральной Европы. Так что Киев, о котором говорят европейские документы — это вовсе не тот Киев и не та Русь. А вот с севера, действительно, было кому приходить, причем из разных земель с названием Русь. Например, из Ладожской и Новгородской. А может быть, еще и из той, из которой в это самое время Русь с Рюриком во главе была «приглашена» княжить в Новгороде? И может быть, Ругия в документах VIII–IX веков — или хотя бы в некоторых из них — остров Рюген?