Так что наш «Иоаким» не одинок. И в том, что углубляет историю славян в бронзовый век, и в том, что привязывает ее к истории скифов, о древности которых он знает из античных источников, и в том, что соединяет ее с Александром Македонским, делая славянских князей чуть ли не равными партнерами величайшего завоевателя античности и приобщая их тем самым к его славе. И с вандалами славян он тоже роднит не зря: они тоже прославились как блестящие завоеватели. Да и вообще с ними все не просто. Кое-кто из позднесредневековых историков уверен, что вандалы — славяне, а не германцы, или «онемеченные» венеды — венды. Вспомните приведенную выше цитату из Татищева, который, в свою очередь, цитирует Лак-цения.
Так же считал Мауро Орбини, ссылаясь при этом на более ранних авторов. Он приводил даже вандало-славянский словарь, из которого следует, что вандалы говорили на славянском языке. И вообще этот автор, живший в конце XVI — начале XVII века, был, наверное, первый в истории «панславист», утверждавший — опять-таки, с ссылкой на многочисленных авторов — что славяне — это и готы, и геты, и вандалы, и иллирики, и аланы, и сарматы, и скифы, и авары, и вообще все те, кто в разные периоды истории прославились своей воинственностью и покорили множество стран и народов. Его работа — грандиозная компиляция источников и не менее грандиозная спекуляция на тему о славе и величии славян [Орбини, 1722]. В этом, пожалуй, никто из известных сегодня средневековых «донаучных» историков его не «превзошел».
Заметим попутно, что в наше сугубо научное время снова появляются авторы, считающие себя учеными-историками и строящие при этом якобы научные «Истории» чего угодно, в том числе Руси и славян, на фоне «исторических» построений которых Мауро Орбини — любимый их предшественник — смотрится просто наивным мальчишкой. Но на эту тему стоит поговорить отдельно.
Итак, возвращаясь к «Иоакиму», хотелось бы понять: что дало ему, как и многим-многим другим, моральное право на такие беззастенчивые спекуляции? Или он совсем не понимал, что делает? Думается, что это не совсем так. В какой-то былинной ли, сказительской ли среде на Руси в его время ходили, возможно, какие-то сюжеты — почти мифологические, мифо-эпические — еще не стертые христианством до конца. Мы видим слабый их отголосок в знаменитом «Слове о полку Игореве», в словах о «диве», о «временах трояновых», о «готских девах», вспоминающих «время бусово». Нам это почти ни о чем не говорит — уж слишком все отрывочно, да и поминается мимоходом, как намек на то, что знает современный автору «Слова» слушатель. Но, значит, слушатель даже XII века что-то такое знал, о чем мы не имеем ни малейшего представления!
«Иоаким» же — тот автор, который составлял эту компиляцию — мог иметь в своем распоряжении и более древние источники. Может быть, Тогда древних эпических сюжетов в народе бродило неизмеримо больше, чем мы сейчас можем себе представить? И именно из них он почерпнул нечто, уходящее в мифо-эпическое время если и не индоевропейского единства, то, по крайней мере, арийского — ирано-славяно-балто-германского? А уж потом попытался все это связать с известной ему античной литературой?
И так поступал не он один. Чуть ли не все летописцы, и не только русские, начинали свои летописи или биографий знаменитых людей древности от Адама, или Ноя, или его детей, или от Вавилонского столпотворения. Ведь Нестор, признанный автор-составитель «Повести временных лет», к которому у нас принято относиться очень серьезно, делал то же самое. Но современные историки считают, что они могут отделить легендарную часть его труда от собственно исторической. А всегда ли это можно сделать безошибочно?
Взять хотя бы уже приведенное нами его перечисление народов «Иафетова колена». Еще раз процитируем:
«…По этому же морю сидят варяги: отсюда к востоку до предела Симова, по тому же морю сидят и к западу до земли Английской и до Волошской. Иафетово колено также: варяги, свей, урмане, готы, русь, англы, галичане, волхва, римляне, немцы, корлязи, венецианцы, фряги и прочие, ти же сидят от запада до юга и соседят с племенем Хамовым…»
«…Когда же волохи напали на словен дунайских, и сели среди них и насилие творили им, словене эти пришли, сев на Висле, и прозвались ляхи, а от тех ляхов прозвались поляне, другие ляхи — лютичи, иные — мазовшане, иные — поморяне».