Уйти — некуда, с собой унести — нельзя. Значит, надо спрятать понадежней, а потом, Бог даст, вернуться и откопать. Железное, во все времена эффективное средство, но Бог был милостив — по грехам нашим — далеко не всегда. И чаще всего ценности оставались там, где их положил хозяин.
В 1898 году в Феодосии при ремонте стен погреба был обнаружен большой глиняный кувшин с четырьмя отделениями внутри. В каждом отделении лежали золотые и серебряные монеты, украшения, драгоценные камни. На глине была процарапана надпись, рассказавшая, что же это такое. Это был клад, но необычный, вошедший в историю под названием «клад четырех поколений». Этот клад собирала одна семья, начиная с XIV века и до 1610 года. Собирала по монетке, отказывая себе в самом необходимом, а в итоге все ценности достались каким- то совершенно посторонним людям.
Клады умели прятать. Прятали и от собственных домашних, скрывали от хозяина. А так называемые «воровские клады»? Их столько, что пришлось даже выделить им отдельную графу в общей статистике. Писатель Михаил Афанасьевич Булгаков с присущей ему дотошностью описал процесс закладки клада в своем лучшем романе «Белая гвардия». Зимой 1918 года, когда Украина была оккупирована немцами, когда в Киеве хозяйничали гетмановские войска, когда петлюровцы повсеместно грабили и убивали, ценностей было спрятано немало. Инженер Василий Иванович Лисович, прозванный жильцами дома по Андреевскому спуску Василиса, однажды вечером тщательно завесил окна простынями и… «…взял стул, влез на него и руками нашарил что-то над верхним рядом книг на полке, провел ножичком вертикально вниз по обоям, а затем под прямым углом вбок, подсунул ножичек под разрез и вскрыл аккуратный, маленький в два кирпича, тайничок, самим же изготовленный в течение предыдущей ночи. Дверцу — тонкую цинковую пластинку — отвел в сторону, слез, пугливо поглядел на окна, потрогал простыню. Из глубины нижнего ящика стола, открытого двойным звенящим поворотом ключа, выглянул на свет Божий аккуратно перевязанный крестом и запечатанный пакет в газетной бумаге. Его Василиса похоронил в тайнике и закрыл дверцу». «Пятипроцентный билет прочно спрятан в тайнике под обоями. Там же пятнадцать „катеринок“, девять „петров“, десять „Николаев первых“, три бриллиантовых кольца, брошь, Анна и два Станислава». Еще в одном тайнике «двадцать „катеринок“, десять „петров“, двадцать пять серебряных ложек, золотые часы с цепью, три портсигара, пятьдесят золотых десяток, солонки, футляр с серебром на шесть персон и серебряное ситечко (большой тайник в дровяном сарае, два шага от двери прямо, шаг влево, шаг от меловой метки на бревне стены. Все в ящиках эйнемовского печенья, в клеенке, просмоленные швы, два аршина глубины).
Третий тайник — чердак: две четверти от трубы на северо-восток под балкой в глине: щипцы сахарные, сто восемьдесят три золотые десятки, на двадцать пять тысяч процентных бумаг».
Василиса собирался просто переждать черные дни, вовсе не желая оставлять свои тайники на многие годы. В описаниях Михаила Афанасьевича две неточности. Первая: два аршина глубины, то есть почти полтора метра. Так глубоко никогда не зарывали — ведь самому потом откапывать, тем более зимой. И еще: меловая отметка слишком ненадежная примета, ни один «кладовладелец» не доверит свое сокровище этаким недолговременным сооружениям. Сарай мог быть разобран, мог сгореть, мог просто сгнить от времени.