Уйти — некуда, с собой унести — нельзя. Значит, надо спрятать понадежней, а потом, Бог даст, вернуться и откопать. Железное, во все времена эффективное средство, но Бог был милостив — по грехам нашим — далеко не всегда. И чаще всего ценности оставались там, где их положил хозяин.
В 1898 году в Феодосии при ремонте стен погреба был обнаружен большой глиняный кувшин с четырьмя отделениями внутри. В каждом отделении лежали золотые и серебряные монеты, украшения, драгоценные камни. На глине была процарапана надпись, рассказавшая, что же это такое. Это был клад, но необычный, вошедший в историю под названием «клад четырех поколений». Этот клад собирала одна семья, начиная с XIV века и до 1610 года. Собирала по монетке, отказывая себе в самом необходимом, а в итоге все ценности достались каким- то совершенно посторонним людям.
Клады умели прятать. Прятали и от собственных домашних, скрывали от хозяина. А так называемые «воровские клады»? Их столько, что пришлось даже выделить им отдельную графу в общей статистике. Писатель Михаил Афанасьевич Булгаков с присущей ему дотошностью описал процесс закладки клада в своем лучшем романе «Белая гвардия». Зимой 1918 года, когда Украина была оккупирована немцами, когда в Киеве хозяйничали гетмановские войска, когда петлюровцы повсеместно грабили и убивали, ценностей было спрятано немало. Инженер Василий Иванович Лисович, прозванный жильцами дома по Андреевскому спуску Василиса, однажды вечером тщательно завесил окна простынями и… «…взял стул, влез на него и руками нашарил что-то над верхним рядом книг на полке, провел ножичком вертикально вниз по обоям, а затем под прямым углом вбок, подсунул ножичек под разрез и вскрыл аккуратный, маленький в два кирпича, тайничок, самим же изготовленный в течение предыдущей ночи. Дверцу — тонкую цинковую пластинку — отвел в сторону, слез, пугливо поглядел на окна, потрогал простыню. Из глубины нижнего ящика стола, открытого двойным звенящим поворотом ключа, выглянул на свет Божий аккуратно перевязанный крестом и запечатанный пакет в газетной бумаге. Его Василиса похоронил в тайнике и закрыл дверцу». «Пятипроцентный билет прочно спрятан в тайнике под обоями. Там же пятнадцать „катеринок“, девять „петров“, десять „Николаев первых“, три бриллиантовых кольца, брошь, Анна и два Станислава». Еще в одном тайнике «двадцать „катеринок“, десять „петров“, двадцать пять серебряных ложек, золотые часы с цепью, три портсигара, пятьдесят золотых десяток, солонки, футляр с серебром на шесть персон и серебряное ситечко (большой тайник в дровяном сарае, два шага от двери прямо, шаг влево, шаг от меловой метки на бревне стены. Все в ящиках эйнемовского печенья, в клеенке, просмоленные швы, два аршина глубины).
Третий тайник — чердак: две четверти от трубы на северо-восток под балкой в глине: щипцы сахарные, сто восемьдесят три золотые десятки, на двадцать пять тысяч процентных бумаг».
Василиса собирался просто переждать черные дни, вовсе не желая оставлять свои тайники на многие годы. В описаниях Михаила Афанасьевича две неточности. Первая: два аршина глубины, то есть почти полтора метра. Так глубоко никогда не зарывали — ведь самому потом откапывать, тем более зимой. И еще: меловая отметка слишком ненадежная примета, ни один «кладовладелец» не доверит свое сокровище этаким недолговременным сооружениям. Сарай мог быть разобран, мог сгореть, мог просто сгнить от времени.
Эти сокровища — спрятанные, укрытые от чужих глаз, от жадных рук. Но случалось и другое. В 1996 году обычный российский садовод-огородник нашел на тропинке посреди пахотного поля массивный золотой перстень-печатку с геммой на горном хрустале. Огородник логично сообразил, очевидно, по грибному опыту, что рядом должно быть еще золотишко. За несколько суток он перекопал с десяток соток поля, но не нашел ничего, кроме ржавых гвоздей и сломанной подковы. Не успокоившись на этом, осенью он пригласил на поле специалистов из московского Клуба кладоискателей, и те с детекторами металла обошли несколько раз поле. Клада на нем не было. Перстень так и остался единичной, хоть и уникальной находкой. Это была просто потеря.
В России есть что искать.
Однако невероятная ценность российских кладов, по сравнению, например, с «золотыми галионами», несколько преувеличена. Дело в том, что до начала XVIII века в нашей стране не было своего серебра, а разработка золотых месторождений началась только при Петре Великом. Все серебро попадало извне, даже первые русские монеты — «чешуйки» — чеканились из больших серебряных монет, привозимых из-за рубежа. Из Германии, из Китая, с Востока. Лишь в 1707 году был запущен серебряный завод в Нерчинске в Забайкалье. За годы правления Петра I на Нерчинских рудниках Большой и Малый Култук было добыто около 2 тысяч килограммов серебра. Зато всего в России в те же годы было отчеканено звонкой монеты на 36,4 миллиона рублей, на что пошло 750 тысяч килограммов серебра!
Впрочем, России было на что менять серебро, и ввозили его в страну много. Россия не была бедной страной, с ней торговали и перед ней заискивали многие державы. Поражают воображение домонгольские славянские клады — в основном это курганные ценности. Коллекция скифского золота, хранящаяся в Эрмитаже, практически бесценна, хотя составлена она всего лишь из нескольких курганных находок XIX века. К нынешнему времени степных курганов, не разграбленных и не раскопанных, практически не осталось. Принято считать, что курганы находятся в южных областях России, но один из самых ценных курганов обнаружили в XIX веке в Соликамском уезде Пермской губернии. До принятия христианства в самых разных племенах покойника собирали на тот свет со всей тщательностью. Воину непременно клали в могилу оружие, доспехи, конскую сбрую, знатную женщину зарывали со всеми накопленными за ее жизнь драгоценностями. Ремесленник забирал с собой на тот свет инструменты, купец — весы с гирьками.
К XI веку захоронения с «инвентарем», как выражаются археологи, почти прекратились, но это не означает, что ценностей на Руси стало меньше. В Новоспасском московском монастыре сегодня можно видеть белокаменные гробницы родственников первых Романовых — в крышках саркофагов пробиты уродливые дыры. Это работа французов в 1812 году, которые в гробницах искали сокровища. Им было невдомек, что в XVI–XVII веках у покойников меняли золотые, серебряные, медные нательные кресты на специальные деревянные, а тело перед погребением заворачивали в саван — по обычаю в гробу все должно быть тленно. Никаких сокровищ вплоть до XIX века в русских погребениях быть не может.
Зато огромное количество кладов оставило население городов и селений Руси во время татаро-монгольского нашествия.
В Рязанской области есть местность под названием Городок. Когда-то это и на самом деле был процветающий древнерусский городок, обнесенный валами, который назывался Ижеслав. Десятиметровые валы и непроходимые рвы сохранились и поныне. Во времена Батыева нашествия Городок выдержал четырехдневную осаду — это известно из летописей. Потом все-таки пал. В живых из защитников и жителей города почти никого не осталось. И можно себе представить, сколько кладов захоронено в остатках деревянных славянских жилищ!