Выбрать главу

Многочисленные сыскные дела о кладах ныне хранятся в архивах, а в XVII–XVIII веках «сыски» о кладах входили в обязанности воевод. Сыски были самые энергичные — опрашивали и самих находчиков, и их родственников и друзей, и свидетелей приводили причем «к пытке и огню». Вот, например, сыскное дело о можайском кладе 1702 года. Местный воевода Петр Са-велов доносил в Москву, что июня 9 дня в приказную избу явился посадский человек Герасим Васильев и открыл, что близ городского торга «многие люди роют землю и ищут денег». Воевода тут же поскакал к торгу, сам нашел 16 алтын — «а те деньги старинны». Из Москвы, из Разрядного приказа, от боярина Тихона Стрешнева, ведавшего служилыми людьми, вскоре последовал указ: «…то место разрыть, и вынять земли сколько пристойно, и тех денег и иной поклажи искать, и что будет вынять и описать именно, а тое поклажу и опись прислать». Воевода Савелов раскопки произвел, нашел еще 12 алтын, да мельничный жернов и все это отослал в столицу.

Баловалась кладоискательством и царица Екатерина Алексеевна, сестра царя Петра. Она пыталась отыскивать сокровища с помощью неких «планетных тетрадей», посылала слуг разрывать в полночь могилы на кладбище, сама выезжала в экспедиции, но как это бывает всегда, когда в серьезное дело вмешиваются колдуны и ведьмы, поиски ее результата не принесли.

Крепостной вельможа Шереметевых Леонтий Ануфриев как-то заявил по начальству, что он-де обладает средством для отыскания кладов. Доказывая свое умение, он клал на наковальню пузырек с «гремучим серебром», на него железную полосу и бил молотом. Взорвавшийся пузырек разрывал полосу пополам. Для крестьян это была большая диковина, но «колдуна» стали бояться и за кладами с ним никто уже не пошел.

А в 1833 году московский генерал-губернатор писал тогдашнему министру внутренних дел: «Прошлого апреля 12 числа при проезде секретаря Волоколамского земского суда Секавина в городе Волоколамске на дрожках по дороге к собору пристяжною лошадью выбит был копытом из земли кувшин со старинною разного сорта серебряной монетой».

Ныне «лошадью» кладов уже не найдешь. Современные чердачники, попадая на нетронутый их коллегами чердак, протыкают старинную засыпку специальными щупами, отлично зная несколько мест, где во все времена делали захоронки. Кстати, по словам бывалых чердачников, немалый интерес для них представляет чердак двухэтажного особняка редакции журнала «Наш современник», куда они до сего дня еще не сумели проникнуть.

Чердачники друг друга знают по кличкам: Лабман, Ганс, Вездеход, соперничая и сообщая о находках, и оставляют сообщения на стенах пустующих домов. Им быстро становится известно о находках: когда в одном из старых зданий на Маросейке нашли золотой клад весом в четыре килограмма: монеты, ювелирные изделия, небольшие слитки, — они узнали о нем раньше перекупщиков и тем более милиции.

Но и спустившись с чердака в дом можно ожидать находок. Вопреки распространенному мнению и описанию Михаила Афанасьевича Булгакова в стенах домов прятали ценности крайне редко. Долбить стены, вынимать кирпичи, потом тщательно все маскировать — дело трудоемкое, требует уединенности и вообще непростое. В старое время предпочитали прятать под полом, благо в домах дореволюционной постройки расстояние под половицами до перекрытий было большим. Удобно, вещь всегда под рукой, а поднять половицу, а потом прибить ее обратно можно практически бесшумно. Именно под полом в арбатском доме чердачником Седым была найдена крайне редкая платиновая монета Николая I — почти весь тираж этих монет был когда-то обменен на серебряные рубли по номиналу. Ослушаться царского указа могли немногие.

Ничего не известно о находках в подвалах домов — это хоть и странно, но объяснимо: подвалы всегда были обжиты больше, чем чердаки, в которых прятали ценности и опасные вещи именно потому, чтобы при обнаружении их нельзя было определить владельца. Оправдаться в том случае, если оружие или золото были бы найдены прямо в комнате, было гораздо труднее.

Однако ниже подвалов ценности встречаются намного чаще. Поистине кладезем для археологов и поисковиков стали заваленные ныне строительным мусором старинные колодцы и бывшие выгребные ямы. При строительстве на Цветном бульваре роскошного здания под названием «Палаццо на Цветном» был обнажен колодезный сруб, сделанный в XVII веке на берегу Неглинки, ныне текущей под бульваром в бетонной трубе. Кладоискатели, договорившись с рабочими-турками, сняли несколько нижних венцов сруба и извлекли из наполнявшей колодец земли несколько глиняных абсолютно целых сосудов, то ли брошенных, то ли уроненных в колодец в начале XVIII века. А из старой выгребной ямы, вскрытой археологами в переулке на Сретенке, прямо в лучшие антикварные магазины Москвы поступил серебряный молочник, бронзовое блюдо и позолоченный эфес шпаги времен Николая I. Это не считая монет, пуговиц, стеклянной и фарфоровой посуды, бытовых мелочей и безделушек. Из той же ямы были извлечены десятки так называемых «шпильмарок» — игорных фишек XIX века, очень похожих на монеты.

Еще ниже под асфальтом и фундаментами домов проходят трубы ливневой канализации, откуда наиболее удачливые кладоискатели иногда вынимают монеты всех времен целыми ведрами. Где-то на поворотах этих труб или в образовавшихся со временем карманах от раскрошившихся кирпичей скапливается годами все то, что теряют люди на улицах. Специальными приспособлениями — нечто вроде проволочной корзинки на длинной ручке — они вычищают эти карманы, выгребая иной раз золото в изделиях десятками грамм за раз. Еще совсем недавно кое-кому удавалось построить на эти колечки-сережки-брошки себе квартиры, да и теперь им хватает на вполне безбедную жизнь.

Все эти категории охотников за сокровищами должны быть лишены естественного чувства брезгливости, ибо им приходится иметь дело большей частью с отбросами человеческой цивилизации.

Однажды услышал я полный драматизма рассказ одного из московских чердачников: «Мы как-то в Рязань поехали, по старым домам чердаки пробомбить… Ну, нашли недалеко от центра домик старый, трехэтажный. Залезли. И по своим привычкам все самые такие места осмотрели — пусто. А пол на чердаке глиной засыпан. На полу хлам всякий. Уже уходить хотели. И глядь — под ногами блеснуло что-то. Нагибаюсь — батюшки, рубль царский, Николая II! Давай смотреть рядом — еще один! Еще! Тогда взялись за дело всерьез. Чердак расчистили, и каждый кусок глины перекапываем. Собрали на чердаке тридцать одну рублевую монету! Как там оказались — и почему на всем пространстве чердака примерно на метр одна монета? Вышли мы, обалдевшие, на воздух, сели на лавочку. Монетки рассматриваем. Тут какой-то местный житель подсел, закурить спросил. Разговорились. Мы про дом спрашиваем — что да как. И выяснилось, что дом после войны ремонтировали и чердак глиной утепляли. А глину ту ведрами носили прямо из ямы, неподалеку. Ну и сами того не заметив клад-то на чердак и перетаскали… А где яма была, спрашиваем. А вон там вроде, вон аккурат где сортир стоит, видите? Эх, мать-то вашу, перемать! Нашли же место. Так что в Рязани только грибы с глазами — их едят, а они глядят».

Но в последнее время появилось еще одно поколение современных кладоискателей, которые ищут то, чего никогда не теряли, в намного лучших условиях, чем городские охотники за сокровищами. Не меньшие богатства хранят русские поля и леса. В российской истории было по меньшей мере три уничтожающих вихря, после которых на месте сел, деревень, хуторов, усадеб остались лишь пустые места. Большинство таких мест застроено, разрушено карьерами, залито рукотворными морями — и как следствие потеряно для поисков. Однако русская земля всегда была густо заселена, и пустошей, распаханных полей, огородов на тех местах, где когда-то кипела жизнь, еще достаточно. Собственно, почти любое русское поле хранит в верхнем слое земли немало свидетельств прошлого.

В России не так уж много незаметных деревень, которые, однако, знал бы каждый. Подмосковное, ныне полудачное село Радонеж, родина Сергия Радонежского, одно из них. Для любого православного человека Радонеж — не просто географический топоним, не просто поля, перелески, выпасы и покосы, но некая местность, осененная святым именем[75].

Сегодняшний Радонеж — это железнодорожный полустанок, асфальтовая дорога, по обе стороны которой обычные сельские дома, огороды под картошку, церковь да клыковский памятник Святому Сергию. Жителей в сельце без магазина, наверное, меньше, чем было здесь в начале XIV века, когда у бояр Кирилла и Марии появился сын Варфоломей. Правда, сейчас дома в деревне скупают люди церковные, активно занимающиеся хозяйством. Пашут, сеют, пасут скотину они примерно в тех же местах, где делали это и семьсот лет назад. По крайней мере, современный пейзаж в Радонеже удивительным образом совпадает с ландшафтом, который изображен на известной картине Нестерова.