— Чрезвычайно любопытно! — сказал я. — Но для чего вам нужен хроноскоп?
— Несколько дней назад мы нашли «земляных людей». Легенды не обманули.
— Это похоже на чудо!
Дягилев чуть смущенно улыбнулся.
— Но это правда. Поэтому я и прилетел к вам.
— Где же вы их нашли?
Я понимал, что археологи обнаружили следы стоянки этих людей, быть может, их останки, предметы обихода или культа, но помимо воли в моем воображении мелькнула картина в духе фантастических романов: неведомый остров среди льдов, согретый подземным жаром, доисторическое племя, мирно обитающее на нем.
— На побережье Чукотского моря, — ответил Дягилев на мой вопрос, — в районе мыса Шмидта. Мы вели раскопки на месте неолитической стоянки, и вдруг… Понимаете, вдруг скалистая стенка холма сдвинулась, и мы увидели черный вход в подземелье… Конечно, используя археологические методы, мы сумеем многое понять сами. Но к этим предметам пока никто не прикасался, и, может быть, ваш хроноскоп сумеет восстановить события далекого прошлого нагляднее и ярче, чем мы со всеми нашими навыками.
— Письменные памятники есть? — спросил Березкин.
— Пока обнаружены только предметы материальной культуры, и вообще письменные документы маловероятны.
— До сих пор нам всего один раз пришлось иметь дело с предметами, — сказал Березкин. — Документы мы уже научились подвергать хроноскопии, а вот эти самые предметы…
Дягилев решил, что это обстоятельство смущает Березкина, и принялся уговаривать его, но я-то видел, что отсутствие письменных документов как раз больше всего устраивает Березкина — для хроноскопа открывалось новое поле деятельности.
— Ведь речь идет о целом исчезнувшем народе! — с жаром говорил Дягилев. — Поймите, о целом исчезнувшем народе!
— Я, пожалуй, согласен, — сказал Березкин. — Но не знаю, согласится ли Вербинин.
Это уже была военная хитрость. Обычно мы никогда не высказывали при посторонних своего мнения поодиночке — сначала обо всем договаривались между собой, а потом сообщали о решении другим. Значит, Березкину очень уж хотелось заняться расследованием: я видел, как он ерзает на стуле и виновато посматривает на меня.
— Вербинин тоже не возражает, — сказал я, великодушно прощая Березкину нарушение правила.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ,
в которой мы прибываем в район мыса Шмидта вместе с хроноскопом, но знакомимся с подземным храмом коссов, не прибегая к хроноскопии
Хроноскоп по-прежнему находился в вертолете (демонтировать его Березкин не успел), и в Анадыре мы задержались ровно столько времени, сколько потребовалось, чтобы уладить формальности. Уже близилась осень, ночи на Чукотке стали настоящими темными ночами, но в район мыса Шмидта мы прибыли засветло и еще с воздуха увидели небольшой экспедиционный лагерь археологической партии — несколько палаток, стоявших почти у самого берега моря, сизый дымок костра и людей, махавших нам шапками. Дягилев, глядя в окошко, радостно улыбался и тоже махал рукой, хотя никто не мог этого увидеть. Я испытывал легкое волнение — обычное перед началом новой трудной работы, а Березкин помрачнел и надулся — он знал, что от хроноскопа ждут чудес, боялся, что тот не оправдает слишком больших надежд, и заранее скептически настраивался и сердился на тех, кто мог критиковать его детище.
Вертолет опустился в центре лагеря, вызвав бурю негодования у целой своры собак. Дягилев бросился открывать дверцу, я пошел за ним, а Березкин остался на месте, загораживая своей массивной фигурой дорогу к хроноскопу. Пилот и штурман, летавшие с нами в Долину Четырех Крестов, уже знали эту его манеру и, проходя мимо, только улыбнулись. Но Дягилев, как радушный хозяин, постарался вытащить моего друга из вертолета. У него ничего не получилось: оказалось, что Березкину немедленно, сию же минуту необходимо осмотреть хроноскоп. Я дернул Дягилева за куртку и поманил за собой. Березкин присоединился к нам часа через полтора — о его приближении к палатке возвестил дружный лай собак.