В I–II вв. н. э. Римская империя продолжала уверенно удерживать мощную оборону укрепленной пограничной линии Limes Romanus, протянувшейся с северо-запада на юго-восток от устья Рейна до устья Дуная, в значительной мере совпадая с руслами этих великих рек. Даже Маркоманнские войны 165–180 гг., когда маркоманны совместно с сарматами, языгами и квадами прорвали римскую границу, вторглись в Северную Италию и были выбиты оттуда с огромными усилиями, все еще не поколебали самих основ Римской цивилизации. По настоящему расшатать фундамент могущественного государства смог лишь затяжной кризис III в. н. э., дополнявшийся все учащавшимися вторжениями варваров. Следующий, IV в. н. э., стал для Западной Римской империи временем начала ее конца. С этого времени великое море не сдерживаемого более нерушимой границей Limes Romanus варварского мира хлынуло в пределы римского государства.
Позднеантичные авторы не скупились на жалобные слова и не жалели мрачных красок для описания бедствий, принесенных римлянам жестокими и кровожадными варварскими народами. Иллирийский церковный писатель блаженный Софроний Евсевий Иероним Стридонский (342–419/420) сетовал в одном из своих писем: «Душа ужасается перечислить бедствия наших времен. Уже двадцать лет и более того, как римская кровь ежедневно льется между Константинополем и Альпами Юлийскими. Скифию, Фракию, Македонию, Дарданию, Дакию, Фессалию, Ахайю, Эпиры, Дармацию и все Паннонии опустошают, тащат, грабят гот, сармат, квад, алан, гунны, вандалы и маркоманны». Ему вторил римский поэт Клавдий Клавдиан (ок. 370 – ок. 404), так описывая последствия варварских вторжений: «Отсюда и плач Азии, Европы до пределов зеленеющей Далмации отдается на поношение и на добычу гетским полчищам: вся земля, которая лежит между зыбучей поверхностью Понта и адриатическими волнами, принимает одичалый вид, лишенная стад и не обитаемая никакими земледельцами».
Знаменитый древнеримский историк Аммиан Марцеллин (ок. 330–после 395) писал о пришедших в великое движение племенах и охватившей всю римскую ойкумену великой сумятице так: «По всему римскому миру, словно по боевому сигналу труб, поднялись самые свирепые народы и стали переходить ближайшие к нам границы. Галлию и Рецию одновременно грабили алеманны, сарматы и квады– обе Паннонии; пикты, саксы, скотты и аттакоты терзали непрерывными бедствиями Британию; австорианы и другие племена мавров сильнее обычного тревожили Африку; Фракию грабили разбойничьи шайки готов».
Галло-римский писатель V в. Сидоний Аполлинарий упоминает в общем перечне вторгавшихся в римские земли племен также и франков: «Как вдруг поднятое внезапным смятением варварство излило весь Север на тебя, Галлия: за воинственным ругом, в сопровождении гелона, следует свирепый гепид; скира побуждает бургунд; вторгся гунн, белонт, невр, бастарн, туринг, бруктер и франк, которого омывает своими волнами заросший камышами Никер; скоро пал Герцинский лес, срубленный секирой на челны, и покрылся Рейн судами; и уже наводящие ужас полчища Аттилы разлились по твоим полям белг».
Одними из варварских германских народов, вторгшихся в пределы империи, стали франки. Этноним «франк» (franc) происходит от древнегерманского слова frakr или frekkr, которое современные специалисты переводят как «свободный», «смелый», «отважный», а также «гордый», «свирепый», «заносчивый» и даже «воодушевленный». Возможно, с этим словом можно соотнести значение современного немецкого frech– «дерзкий», «наглый», «нахальный», «самоуверенный», «вызывающий», «развязный», «бесцеремонный», «бесстыдный», «беззастенчивый». Скорее всего, термин «франк» был изначально чем-то вроде боевой клички, прозвища, обозначавшего гордых воинов германских дружин, и употреблялось в таком понимании для обозначения разных германских народов. Не удивительно, что в состав объединения франков в итоге вошли многие западногерманские племена: ампсиварии, бруктеры, тенктеры, тубанты, убии, усипеты, хавки, хамавы, хатты и хаттуарии, а также представители бродячих военизированных ватаг-дружин других, более отдаленных германских племен далее на восток от Нижнего Рейна.