Выбрать главу

– И все-таки я ей не верил. Точнее, верил… и не верил. Мои люди много раз подпаивали этого подозрительного барона. Но ни слова от него не добились. Он пил и молчал.

– Я прошу простить меня… – сказал несчастный Лимбург, возвращая патент. – В последний раз.

– Я слишком хорошо вас знаю. Этот последний раз будет длиться вечно. Ступайте… я хочу дочитать письмо. – И она демонстративно взяла со столика письмо и погрузилась в чтение.

– Я не смел спросить ее, что это за письмо, но умирал от любопытства.

– Это письмо от гетмана Огинского из Парижа, – сказала она, усмехаясь и глядя на князя.

– Рошфор рассказывал мне о ее связи с гетманом. Призрак этого сиятельного любовника никогда не давал мне покоя. Проклятие!

Через несколько дней – в замке Оберштейн.

Лимбург ставит перед принцессой бронзовый шандал с экраном. Торжественно зажигает свечу – и на экране видна картина: она гадает, и кораблики с зажженными свечами плавают в серебряном тазу.

Но она не оценила подарка.

– Какая прелесть, – говорит она равнодушно. И добавляет: – Я хочу, чтобы вы пожили немного в Нейсесе, а я поживу пока одна здесь, в Оберштейне. Я хочу, чтобы вы проверили, Телемак, действительно ли хотите взять меня в жены.

– И очень скоро я узнал от своих слуг в Оберштейне, что ее навещает там некий незнакомец. Он приезжал к ней обычно ночью из городка Мосбах. В донесениях моих слуг он именовался «мосбахским незнакомцем».

В тюрьме Лимбург и Рошфор сидели за бутылкой вина.

– Это невыносимо, граф, – жаловался Лимбург, – я уже не имею права жить с нею. Когда я начинаю объясняться в любви, она заявляет: «Ах, мой друг, вы любимы… И очень стыдно в ваши лета быть столь ревнивым, мой Телемак». Она выгнала из Оберштейна всех. Даже этого странного барона Эмбса она отправила в Париж вместе с де Mapином – торговать моими орденами. И они продают их бог знает кому… А в Оберштейне все стонут от ее самоуправства! Рошфор хохочет.

– Но самое гнусное: каждую ночь к ней приезжает некто… мои люди слышали польскую речь.

Рошфор покатывается со смеху.

– Это Огинский! Клянусь, это проклятый гетман! Ну, хорошо, хорошо, я признаю, вы были во всем правы, граф, – вздохнул Лимбург. – И вот письмо, которое она получила… да – да… я был в замке, я обыскал… я унизился и до этого. – Он протянул письмо Рошфору: – Читайте!

Под письмом стояла дата – 12 ноября 1773 года. Письмо было написано по-французски, без подписи. Рошфор читал письмо:

«Горю желанием, Ваше высочество, принести Вам знаки своего уважения, однако есть причины, мешающие мне открыто это осуществить. Одетый по-польски, боюсь привлечь внимание слишком многих любопытных. Поэтому для встречи предлагаю постороннее место, чтобы укрыться от взоров ненужных наблюдателей. Для этого я нанял дом в Мосбахе. Если Ваше высочество признает это приемлемым, Вас проводит туда преданный мне человек».

Лимбург в бешенстве шептал:

– Огинский! Проклятый поляк!

– Странно, – сказал Рошфор. – Я был знаком с гетманом в Париже, он слишком осторожен для подобных приключений.

Стояла глубокая ночь.

У стены замка Оберштейн привязаны две лошади. Открылась потайная дверь в стене – в темноте появилась принцесса в сопровождении незнакомца. На принцессе черный плащ, она в мужской одежде. Незнакомец, молодой человек, тоже в черном плаще и в треуголке.

Молодой человек отвязал лошадей – принцесса легко вскочила в седло. И они поскакали в лунной ночи по лесной дороге…

Лимбург и Рошфор, верхом, прячась в тени деревьев, наблюдают всю сцену.

Рошфор тихо смеется:

– Мы будем в Мосбахе раньше, я знаю кратчайший путь.

– Я разоблачу бесстыдную лгунью! – в бешенстве шепчет Лимбург.

Они скачут по дороге – в ночь, в которой скрылись принцесса и незнакомец.

Большой дом на окраине Мосбаха. Спит городок. Темные дома освещены луной.

Стук копыт. К дому подъезжают принцесса и молодой незнакомец.

В тени деревьев их уже поджидают Рошфор и Лимбург на лошадях.

– Открывайте ворота, – кричит по-польски незнакомец.

Из ворот выходит мужчина в расшитом польском кунтуше, в широкой шляпе, скрывающей лицо.

– Огинский! – шепчет Лимбург.

Мужчина в польском кунтуше низко кланяется принцессе, помогает ей сойти с коня. И, встав на колено, целует руку.

– Ни с места, господа! – не выдерживает Лимбург и выскакивает на лошади из тьмы.