В 1937 г. сборник рассказов «Дублинцы» был издан у нас вновь, уже в полном объеме, а в вышедшую в том же году «Антологию новой английской поэзии» были включены стихи Джойса. О приемах литературной техники Джойса рассказывали многочисленные статьи, в которых объяснялось, что фантастические образы строятся писателем из сугубо натуралистических деталей, что основным принципом джойсовской поэтики является образ — многозначный символ, что рычаг времени в произведениях Джойса может быть повернут в любую сторону и с любой скоростью, что в романе «Улисс» таится искусно замаскированная в символах мифология — словом, что своим экспериментированием этот писатель прокладывает пути литературе будущего.[296]
Из Великобритании активно корреспондировал известный в ту пору в наших литературных журналах английский критик Юджин Фогэрти. Описывая тамошнюю литературную жизнь, он рассказывал, в частности, еще и о «большом смятении», которое поднялось в Дублине, когда появились сведения о том, что джойсовский, «Улисс» вот-вот выйдет из печати. Одни боялись, что они «попали» в книгу, другие, наоборот, что «не попали». И действительно, многие известные писатели упоминаются в «Улиссе» под их настоящими именами, другие — под вымышленными, но «никто не избежал своей участи».[297]
Особое место, однако, занимали в альманахе «Новинки Запада» и журналах «Вестник иностранной литературы», «Литературный современник», «Интернациональная литература» и «Литературный критик» сообщения о шедшей уже на Западе полным ходом дешифровке скрытых философских основ произведений Джойса. Информируя читателей о том, что с некоторых пор в этой связи упоминается имя итальянского философа Джамбаттисты Вико (1668–1744), А. И. Старцев писал: «Всякое сближение „неуловимого“ произведения Джойса с определенной философской системой сказалось бы весьма благотворно на его анализе, ибо связало бы его (произведение) некоторой закономерностью. Не приходится уже говорить о том, что самое сочетание имен Вико и Джойса представляется чрезвычайно интригующим».[298]
Статья Старцева, из которой приведена эта цитата, была напечатана в журнале «Литературный критик» за 1934 г. — в июньской книжке. В ней, кстати сказать, впервые в советском литературоведении показывалось, каким образом использовал Джойс в качестве скрытой философской основы своего романа циклическую теорию «сравнительно малоизвестного гениального мыслителя XVII в.» Джамбаттисты Вико.[299]
Повторим, статья Старцева увидела свет в июне 1934 г. А в середине июля того же года Булгаков (как сообщает исследовательница его архива М. О. Чудакова) начал очередную рукописную тетрадь своего последнего романа, ту самую, в которой спутник Маргариты наконец получает имя Мастера.[300] Дает ли сопоставление этих фактов основание полагать, что, следуя примеру Джойса, Булгаков именно между июлем и октябрем 1934 г. (в октябре, считает Чудакова, упомянутая рукописная тетрадка была окончена[301]) включает в число прототипов главного героя будущего романа «Мастер и Маргарита» «сравнительно малоизвестного гениального мыслителя» XVIII в. Григория Сковороду? Нам думается, что такое допущение правомерно. А если так, то правомерно и сопряжение имен Михаила Булгакова и популярного в 30-е годы в литературных кругах Москвы и Ленинграда будущего классика англо-ирландской литературы Джеймса Джойса. Настолько популярного, что Сергей Эйзенштейн, например, думал об экранизации «Улисса», а Александр Архангельский, пародируя наших поклонников автора «Дублинцев» и «Улисса», называл их «искателями джемчуга джойса».[302]
«Ключи даны!» — эти слова стоят перед заключительной фразой романа Джойса «Поминки по Финнегану».[303] И надо сказать, что комментаторы «Поминок» по сей день находят в романе места, ждущие расшифровки: недаром же Джойс предупреждал, что на прочтение его произведений человеком, который захочет в них понять все, способна уйти целая жизнь.[304] Какой срок отвели в этом смысле на постижение тайнописи «Девяти рассказов» и повестей о Глассах Сэлинджер, а «Мастера и Маргариты» Булгаков, нам неведомо, но вот то, что, старательно «кодируя» философское содержание своих произведений, оба писателя использовали (наряду с другими приемами и каждый в необходимых ему пропорциях) богатый экспериментальный опыт Джойса, насыщая текст загадочными эпизодами и символами, сверхсложными аллюзиями, «темными местами» и шифрованными каламбурами, скрытым цитированием и т. п., т. е. всем тем, что в полном объеме входило в «механику джойсовского письма»,[305] на наш взгляд, несомненно. Точно так же, как и то, что обоими писателями — и Сэлинджером, и Булгаковым — «ключи» своим будущим «дешифровальщикам», как показывает настоящая книга, тоже были «даны».
Примечания
1
Егоров А. Г. Творческий метод социалистического и коммунистического искусства. — Коммунист, 1963, № 14, с. 80.
(обратно)2
Маркс К., Энгельс Ф. Об искусстве. М., 1976, т. 1, с. 7.
(обратно)3
Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 47, с. 143.
(обратно)4
См.: Тынянов Ю. Н. Поэтика, история литературы, кино. М., 1977, с. 271.
(обратно)5
Воздвиженский В. Г. Пределы интерпретации: (Наследие Михаила Булгакова в истолковании критики 70-х годов). — В кн.: Литературно-художественный процесс 70-х годов в зеркале критики. М., 1982, с. 113.
(обратно)6
Там же, с. 115.
(обратно)7
Борщуков В. И. Поле битвы идей: Современная зарубежная критика о советской литературе. М., 1983, с. 175.
(обратно)8
Там же.
(обратно)9
См.: Веселовский А. Н. Историческая поэтика. Л., 1940, с. 71–72, 194, 348, 375, 498 и др.
(обратно)10
Соловьев В. С. Буддийское настроение в поэзии. — Собр. соч., 2-е изд. СПб., 1912, т. 7, с. 81–89.
(обратно)11
См.: Данелиа С. И. О философии Грибоедова. Тифлис, 1931.
(обратно)12
Данелиа С. И. О мировоззрении автора поэмы «Слово о полку Игореве»: (К 750-му юбилею). Тбилиси, 1938.
(обратно)13
См.: Лавров А. Андрей Белый и Григорий Сковорода. — Studia slavica. Acad. Sci. Hung., Bp., 1975, t. 21, fasc. 3/4, old. 395–404.
(обратно)14
См.: Петровский M. Что отпирает «Золотой ключик»?: Сказка в контексте литературных отношений. — Вопр. лит., 1979, № 4, с. 229–251.
(обратно)15
См.: Рукшина К. С. Достоевский и Эдмунд Бёрк. — Изв. АН СССР. Сер. лит. и яз., 1981, т. 40, № 5, с. 413–425.
(обратно)16
См.: Галинская И. Л. Философские и эстетические основы поэтики Дж. Д. Сэлинджера М., 1975; Она же. Философские основы словесного художественного творчества в свете современного научного знания. — В кн.: Философские и эстетические основы художественного творчества. М., 1980, с. 52–95; Она же. Современные философские проблемы художественной литературы. М., 1981; Она же. «Мастер и Маргарита» М. А. Булгакова: К вопросу об историко-философских источниках романа. — Изв. АН СССР. Сер. лит и яз., 1982, т. 42, № 2, с. 106–115; Она же. Альбигойские ассоциации в «Мастере и Маргарите» М. А. Булгакова, — Там же, 1985, т. 44, № 4.
(обратно)17
Цит. по: О'Коннор Д. Дж. Д. Сэлинджер. — Америка, 1981, № 301, с. 52.
(обратно)18
Там же.
(обратно)19
Там же, с. 54.
(обратно)20
Даже автор выдержавшей два издания монографии о творчество Сэлинджера — американский литературовед Уоррен Френч, много лет живущий в одном городе с писателем, с ним так и не знаком. См.: French W. J. D. Salinger. Boston, 1976, p. 8.
(обратно)21
Первая новелла Сэлинджера («Молодые люди») была напечатана в 1940 г., а к 1965 г. он опубликовал тридцать новелл (часть из которых отобрал для вышедшей в 1953 г. книги «Девять рассказов») и шесть повестей: «Ловец во ржи» (в русском переводе «Над пропастью во ржи»), «Френни», «Выше стропила, плотники», «Зуи», «Симор: Знакомство» и «Хэпворт 16, 1924». Последние пять повестей обычно в критической литературе называют повестями о Глассах, поскольку они рассказывают о жизни семейства Глассов. Повести «Френни», «Зуи», «Выше стропила, плотники», «Симор: Знакомство» были затем объединены писателем в две книги: «Френни и Зуи», «Выше стропила, плотники и Симор: Знакомство».
(обратно)