Устами старого запорожца охарактеризовал чувство праведного гнева Олекса Стороженко — меркой у него является «казачья слеза»: «Текли те слезы и у меня, а казачья слеза тяжела: как выкатится, то словно могилой тебя придавит; а глянешь на нее, то ни на одном языке тебе так не расскажет, как в ней увидишь… Молят Бога, чтобы он защитил людей от огня, меча, наводнения, голода, землетрясения и болезни: сложи вместе все это горе, и выйдет из него только одна казачья слеза. Глубоко прячется она в сердце, тяжела она; но когда выдавливают ее из глаза, то горе и народу, и краю, и времени!.. Выкатывалась она неоднократно на Украине во времена Наливайка, Остряницы, Полуруса, Богдана и уже при моей памяти при Зализняке. Может слыхал, сынок, что она делала!.. После уманской тризны, кто бы опознал наше горе, глянув, как мы пировали не день, не неделю. То гуляла бешеная наша судьба: то вырвется она огнем и сожжет несколько городов, сел и поселков; то хлынет кровью и затопит тысячи людей; то расстелется по краю адским угаром, и на десятки лет не опомнится народ от того дьявольского курева… Откуда же берется тот огонь, та кровь, тот адский угар?… Из казачьей слезы! Придет время и она опять наделает большой беды, когда расшевелят ее неосторожно: задаст она опять такой банкет, что даже небу будет душно, и ад засмеется и воронье испугается того трупа, который ему судьбой достанется. Да будет же тот проклят Богом и людьми, кто расшевелит ту слезу и выдавит ее из глаза!..» (300, 146–147).
Гамалия. Рисунок Т. Шевченко.
Пугу-пугу! Казаки из Лугу. Со старинного рисунка.
А как же быть с тем, что много историков описывали сечевиков пьяницами. В том, что оккупационные ученые часто рисуют запорожских казаков, как сброд пьяниц и лентяев, какие не хотели трудиться, а только гуляли, ничего нет удивительного. Я думаю, что много таких ученых дают оценку казакам, исходя из собственной ненормальности и пьянства, а иные просто выполняют заказ. Недавно мне даже пришлось прочитать такой пассаж о нападении запорожцев на турецкий город: «Трупы турок вскоре покрыли улицы, площади и сады; запорожцы оголтевшие от крови и выпитого тут же на пожарище вина, врывались во все дома, неся с собой неизбежную смерть всем мужчинам: женщин и детей они не трогали» (114, 252). Извините, где же на пожарище запорожцы могла найти вино, ведь это мусульманский город и вино там запрещено Кораном под страхом смерти? Да и некогда было казакам искать это «мусульманское вино» и пить его, ведь при неожиданном нападении сравнительно небольшими силами на огромный город с многочисленном гарнизоном успех наступления решает каждая секунда.
Можно понять оккупантов: их историки изо всех сил должны были доказывать право своего народа на захват чужих земель, не гнушаясь при этом откровенной ложью. Можно понять и наших отечественных наемников, «ученых-историков», которые всю жизнь восхваляли оккупантов и палачей своего народа, и на заработанные иудины серебряники пропивали остатки своего ума. Такие люди никогда не смогут понять, что у других могут быть другие, отличающиеся от их, жизненные идеалы. Но, в конце концов, слухи о своем большем пьянстве распускали и сами казаки. В военное время им были выгодны слухи, что на Сечи только пьют и гуляют, т. к. враги, беря на веру эти басни, не раз попадали впросак. Мы уже выше вспоминали, как крымский хан в 1675 году надеясь, что на Рождество казаки перепьются «вусмерть» и их можно будет легко уничтожить, заплатил за свою ошибку жизнью десяти тысяч отборных янычар, которых «нетрезвые» казаки организованно уничтожили.