Кэндис помахала Брэндону рукой и отвернулась.
— Поехали, — бросила она водителю и назвала адрес.
И проехали. Все.
3
Кэндис спала как убитая.
Утром горничная ее не добудилась. Мистер и миссис Барлоу, узнав про это, едва ли не перекрестились: они-то видели, что с Кэндис происходит что-то не то, и в курсе были, что в ее комнате ночами напролет горит свет, и понимали прекрасно, отчего ее мучает бессонница. Если девочка спит, значит, жизнь понемногу налаживается и теперь все снова будет хорошо. Наконец-то... Трудная выдалась неделька, да.
Кэндис проснулась к пяти часам пополудни с чувством ярчайшей тошноты и головной болью. Вот это да... Похмелье от бессонницы, надо же как бывает. Ну уж точно не от того глотка мартини, который она успела сделать, прежде чем...
Кэндис помнила вкус спиртного, помнила приглушенный свет в выставочном зале и ярко освещенные фотографии, помнила, какой шершавый ковролин, если к нему прижиматься голой кожей.
Она вспомнила и то, что было после «затмения»: пробуждение, слабость, Брэндон читает за столом какую-то книгу, потом бросает взгляд на нее... Какой он... необыкновенный! Брэндон, конечно, а не взгляд. И имя редкое. И сам он... фотограф из глянцевого журнала, показывающий в работах, которые делает для себя, страшный, холодный мир большого города и растерянных, отчужденных людей.
Нет, сколько можно думать о нем? Хватит и того, что он испортил ей вчерашний вечер и ночь.
Ну ладно, они друг другу все это испортили. Если, конечно, Брэндон ей не приснился. Что вряд ли.
Надо позвонить Глории.
При мысли об этом у Кэндис засосало под ложечкой. А вдруг выяснится, что дело плохо? В смысле — что все события вчерашнего дня и ночи происходили у нее в голове.
Кэндис решила не звонить, но тут проснулась совесть. Кто знает, чем закончилась ночь для Глории? И рада ли она тому, что все закончилось именно так?
В общем, подруги ближе Глории у нее нет, а значит, нужно выручать, помогать, поддерживать, подавать вовремя бумажные салфетки, готовить колкие шутки для общих врагов и придумывать совместные развлечения и невинные шалости. Одним словом, делать все то, что делают подруги.
Для начала Кэндис решила проверить, не нужно ли Глорию спасать.
Она вылезла из постели, нашла на столике у зеркала сумочку, вытащила сотовый — и ее едва не хватил удар.
Семь пропущенных вызовов от «абонента Глория»?!
Боже... Кэндис до жгучей, пронзительной боли закусила подушечку указательного мизинца на левой руке. Это помогало ей собраться, всегда и безотказно. Что же делать?!
Ну если эти подонки ее обидели... Кэндис сотрет их в порошок. Она попросит папу, очень сильно попросит, и он найдет где достать ядерную боеголовку. У Кэндис в животе что-то сжалось от страха и в груди — от угрызений совести. Неужели по ее вине произошло что-то ужасное?
Мысль, с которой она вставала, мысль о том, что она сейчас возьмет телефон и тут же вернется под одеяло, растворилась без следа, как тонкая струйка дыма растворяется в воздухе.
Кэндис дрожащими пальцами набрала номер Глории. Внутри нее все клокотало от праведной ярости. И чего она, спрашивается, так беспокоится заранее? Будто бы готовится к самому плохому...
Если произошло плохое, она превратится в шипящую кошку, в страшную хищницу, в дикий образ смерти, но отомстит.
Кэндис поняла, что эти мысли доставляют ей радость. Ей хотелось быть хищницей, дикой пумой, яростной смертью с когтями и зубами. И ей очень-очень нужен был повод.
Кэндис передернуло. Получается, она ближайшей подруге желает какого-то несчастья, чтобы получить оправдание собственной злости и накинуться на врагов со всей возможной жестокостью. Кэндис едва не расплакалась от гнусности собственного поведения. Это же надо... Необходимо срочно найти какой-то другой выход своей «темной половине». Может, записаться на карате? Или на фехтование? Нет, черт возьми, не подойдет — слишком уж это цивилизованные виды спорта.
Хватит!
Кэндис больно ущипнула себя за руку. Да, именно об этом или о чем-то подобном она мечтала. Да, что-то в том же духе вещал ей вчера Брэндон.
— Алло, — проворковала в трубку Глория. Именно проворковала. Это же совсем ей несвойственно!
— Глория, привет, как ты?
— О, дорогая, я прекрасно! Великолепно! Восхитительно! Если бы ты только знала, что все это закончится таким праздником жизни! Погоди, у тебя есть время? Я хочу рассказать все в подробностях.
— Да, конечно, расскажешь. Может, лучше даже не по телефону, а при личной встрече.
Кэндис испытала острый приступ досады. Ну надо же, она так беспокоилась за подругу, а с ней все более чем в порядке. Впрочем, Кэндис очень хорошо относилась к Глории, искренне хорошо, и, естественно, не стала бы досадовать на то, что у Глории все отлично. Но проблема в том, что это самое «отлично» влекло за собой два следствия. Во-первых, не придется никому мстить страшной местью. Во-вторых, судя по всему, вчерашняя история — отнюдь не плод расшалившегося воображения Кэндис. И театр абсурда действительно имел место быть. Более того, он был абсолютной действительностью. И Кэндис понимала, что есть теперь в мире люди, из которых двое ей совершенно чужие... Есть в мире люди, которые знают про нее то, что она всеми силами хотела бы скрыть. От всех на свете. Папа бы не пережил второго такого удара за столь короткое время. «Еще один скандал в семействе Барлоу: дочка Кэндис напилась до потери сознания». Или: «Чем занять себя брошенной невесте: Кэндис Барлоу устраивает дебош на открытии фотовыставки». Или «Отомстить жениху-предателю: Кэндис Барлоу тет-а-тет с Брэндоном Лукасом. Случайное знакомство».