— Хорошо? — спросил Брэндон совсем рядом с ее ухом. За шумом волн и ветра она не расслышала его шагов.
— Да! Я тысячу лет не ездила на пикник!
— Хм, а как же ты проводишь свободное время? Как отдыхаешь?
Кэндис задумалась. Сложно сказать, как ты проводишь свободное время, когда его у тебя нет — равно как нет и времени рабочего. Если ты не работаешь, тебе незачем и отдыхать.
— Эй, чего погрустнела? Ты работаешь на трех работах в две с половиной смены?
Кэндис пришла в себя. Брэндон ведь ждет ответа не избалованной великосветской барышни, а обычной работящей девушки. Пусть и с творческой профессией...
— Знаешь, у меня свободное время плавно перетекает в работу. Я хожу в музеи и театры, на выставки, презентации книг...
— Приятно. И все время в городе?
— Ну да.
— Не надоедает?
— Нет. То есть... да, очень. Но это лучшее, что я могу найти для себя в Нью-Йорке.
— А потом? Ты приходишь домой, и... что?
— Я прихожу домой... слушаю музыку, смотрю фильмы, читаю.
— Ты на редкость старомодна.
Это было последнее, что Кэндис ожидала услышать.
— По-твоему, мне нужно было бы таскаться по клубам, барам и ресторанам? — Она зло прищурила глаза.
— Почему же «нужно»? К тому же ты реагируешь так, словно я сказал тебе что-то плохое.
— А что — хорошее, что ли?
— Нейтральное. Может быть, это даже комплимент в моем понимании...
— Знаешь, скажи любой девушке, что у нее, например, старомодное платье, и погляди, что будет.
— А что будет? — Брэндон улыбнулся.
Какая же у него завораживающая улыбка — глаз не отвести...
Стоп-стоп-стоп! Кэндис, приди в себя! Это же мужчина, еще один мужчина, такой же, как Маркус Доннари!
А вдруг он не такой, как Маркус? А как ее отец, например? Или Джереми? Нет, не похож, совершенно не похож. Хотя справедливости ради надо сказать, что и на Маркуса он тоже не похож. Маркус как статуя: снаружи красиво, внутри камень. А Брэндон... Брэндон как замок: поглядишь — дух захватывает от красоты и мощи, а ведь в замке десятки помещений: комнаты, залы, коридоры, переходы, лестницы, библиотека, в конце концов, и оружейная тоже.
— О чем задумалась? Ты же девушка, наверняка знаешь ответ.
Кэндис с трудом вспомнила, о чем шла речь.
— Одно из двух: либо девушка расплакалась бы, либо влепила бы тебе пощечину.
— Значит, только два варианта? Или нежная, или злая? Хорошо. Я хочу пощечину. У тебя старомодное... старомодная куртка.
Кэндис развернулась и зашагала прочь, удивляясь, откуда только берутся такие невыносимые типы, как Брэндон.
Откуда — она не знала, но ей было очень трудно сдерживать улыбку, которая предательски растягивала губы.
Кэндис вернулась туда, где Глория и Майк поставили раскладные кресла, шезлонги и столик. Шезлонгов было только два, и один Глория и Майк уже оккупировали: полулежа на нем, они пылко целовались. По правде сказать, «пылко» — слишком бледное слово для описания этого процесса. Кэндис почувствовала, как до корней волос заливается краской. А она еще считала себя раскованным человеком! Ну да, любовные сцены в кино давно перестали ее смущать. Но тут ведь не кино! Тут два живых человека, тут настоящая страсть.
— Красивая они пара, да? — спросил Брэндон за ее плечом.
— Да, — ответила Кэндис, не оборачиваясь.
— А почему ты делаешь вид, будто меня здесь нет? Зрелище завораживает? Не можешь оторваться? — уже насмешливо поинтересовался он.
Кэндис захотелось провалиться сквозь землю — или чтобы Брэндон сам провалился в пекло.
Он развернул ее к себе за плечи. Что он делает? Кэндис почувствовала, как ее охватывает ужас, безотчетный, дикий страх...
Слитый с чем-то еще.
Интересно, если в стакан с водой плеснуть чернил и влить меда, будет ли темная вода сладкой?
Будет.
И так же сладко было ощущать его сильное прикосновение, хоть оно и будило в ней темные, первобытные чувства: страх, и злость, и...
— Зачем ты это делаешь? — прошептала Кэндис и попробовала высвободиться.
— Потому, что мне очень этого хочется, — поделился Брэндон и поцеловал ее.
Земля вздрогнула — и ловко вывернулась у нее из-под ног. Хорошо, что Брэндон держал ее крепко, иначе она точно полетела бы куда-то — может быть, вниз, а может, и вверх...
Кэндис поняла, что у нее нет сил сопротивляться — ни сил, ни желания. Напротив, ей хотелось идти дальше, глубже, выше. Внизу живота отчаянно пульсировало, билось горячее томление. Еще, еще, еще, пожалуйста, не отпускай меня!
Поцелуй длился долго, но кончился так же внезапно, как и начался.
Кэндис распахнула глаза и только сейчас поняла, что они были закрыты. А ей-то показалось, что она ослепла!