— Мама, ну какое может быть «не устраивает»? Дело только в том, что это талант, а талант, как ты уже заметила, по наследству не передается, и научить ему нельзя.
— Значит, нужно ехать по магазинам вместе.
— Хорошо. Спасибо, мам. Ты всегда меня выручаешь. — Кэндис мысленно поздравила себя: кажется, выкрутилась.
— Джеймс заезжал на ужин, — со значительной небрежностью произнесла миссис Барлоу.
— Вот как? Зачастил... — протянула Кэндис.
— Тобой интересовался. А тебя нет, сотовый отключен...
— Не судьба.
— Завтра мы все вместе идем в оперу.
— Мама, прости, у меня другие планы! Очень жаль, но...
— Какие еще другие планы?
— Вечеринка у Стейси Малфой. Она пригласила меня две недели назад.
Кэндис умолчала, что на вечеринку эту она с самого начала не собиралась идти, потому что в глубине души терпеть не может Стейси и — особенно — ее младшую сестричку Сесиль. Она очень-очень, всей душой надеялась, что ей позвонит Брэндон и пригласит куда-то. И он должен позвонить, непременно!
— Ничего страшного, придешь попозже.
— Мама!
— С каких это пор вечеринки привлекают тебя больше оперы? — удивилась миссис Барлоу. — И вообще, не спорь, мы с отцом уже все решили.
— А я, значит, не имею права решать? Мне двадцать шесть!
— Какая разница, я старше тебя в два раза, а отец — и того больше. Так что делай что говорят. И первым делом иди переоденься.
Миссис Барлоу прошла мимо Кэндис в кухню, давая понять, что разговор окончен.
Кэндис выпустила из легких перегоревший воздух вместе с застрявшими в горле словами. Да здравствует деспотия, самая прогрессивная из всех форм правления в мире!
А с Брэндоном она все равно встретится, не вечером, так ночью, не ночью, так через день!
В спальне она долго разглядывала себя в зеркале. Как же она изменилась! И дело не в том, что на ней совершенно нетипичная одежда, что волосы растрепались и пропитались соленым, влажным запахом океана. Дело в глазах — они стали совсем шальные, и в изгибе рта — он сделался чувственным, как у греческой гетеры.
Здравствуй, новая я!
Кэндис чувствовала желание пойти в душ и раствориться в потоках горячей воды — и нежелание смывать с себя запах океана и прикосновения ветра, запах Брэндона и его прикосновения... Это было слишком прекрасно, чтобы добровольно согласиться потерять. Впрочем... сможет ли она что-то из происходившего сегодня смыть с себя, забыть, утратить? Нет, считать это возможным — слишком наивно. Такое не забывается. Это остается навсегда.
Кэндис казалось, что сегодняшний день выжжен в ней, в ее душе до мельчайших подробностей. Может, сделать еще татуировку? Чтобы форма соответствовала содержимому?
Надо будет узнать, как Брэндон относится к татуировкам.
Кэндис улыбнулась себе и, раздеваясь на ходу, прошествовала в ванную. Кажется, она совсем сошла с ума...
— Привет!
— Привет.
— Я не разбудил тебя?
— Нет, я еще не сплю. — Кэндис отложила книгу.
Сто двадцать четвертую страницу она читала уже почти час. Какой сложный текст! Смешно сказать, даже не на древнегреческом!
— С тобой никогда не знаешь, спишь ты или бодрствуешь.
— Это обвинение?
— Нет, констатация факта.
— Звонишь констатировать факт?
— Нет, пожелать спокойной ночи.
— Спасибо. И тебе спокойной. — Интересно, а Брэндон чувствует, как широко она улыбается?
— Нет-нет, погоди!
— Что?
— Мне очень понравился сегодняшний день.
— И?
— И... И особенно мне понравилось то, что происходило между нами. Целовать тебя — одно удовольствие.
— И?
— Я хочу повторить. Давай завтра куда-нибудь сходим?
— Сходим — давай. Только не завтра.
— А когда?
— Послезавтра.
— Мне будет сложно дождаться.
— Ничего, ты же мужчина, у тебя хватит силы воли.
— Ну если ты так в меня веришь — то конечно! А что ты делаешь завтра?
— Иду в оперу.
— Рутина?
— Ну... да.
— Не хочешь, чтобы я составил тебе компанию?
— А?
— В опере?
— Нет!!!
— Хм... Ладно. Странная реакция, конечно. Но ты вся странная.
— Я тебе такая и нравлюсь.
— Это точно. Очень нравишься. — Пауза. — Кэндис, я не хочу сейчас класть трубку. Давай еще о чем-нибудь поговорим?
— О чем?
— Ну о чем-то мы ведь в тот раз недоговорили? Расскажи о своей учебе в школе.
Кэндис рассказала, умолчав только о том, что она училась в элитной школе для детей «самых-самых», и семестр там стоил столько же, сколько в престижном колледже. Ведь если не считать этого, проблемы у школьников одни и те же: борьба с ровесниками за успех, борьба с учителями за свободу и справедливость, предметы, которые любишь, и предметы, которые ненавидишь...