– Здесь написано: «Она не отодвинулась», – радостно сказал Сережа.
Она не отодвинулась, а все продолжала касаться щекою его руки.
– Знаешь, сегодня в парке я вдруг подумала: вот когда-нибудь мы станем с тобою старичками и будем вспоминать об этом дне… Глупость! Глупость! Ни слова умного не могу с тобой сказать! Что за черт! Без тебя я с тобою так великолепно разговариваю…
В тот вечер – в самый прекрасный их вечер – она много плакала. Плакала, когда он целовал ее и когда шептал ей что-то. А он никак не мог понять, почему она плачет.
– Ну что ты… ну все ведь хорошо… ну что? Что?
– Не знаю… Мне хочется почему-то, чтобы сейчас был снег… и я нырнула головою в этот снег, и только ноги мои оттуда торчат… жа-алкие…
Потом она вдруг вскочила и забегала по комнате, смешно мотая головой, смахивая слезы и приговаривая: «Надоело, надоело…» Потом вдруг остановилась и добавила:
– Совсем сдает девушка, пора уходить от тебя.
– Прекрасно! – Режиссер торжественно обратился к Оператору. – Прекрасно! Все это фуфло, парк и все эти бутылки пива… всю эту муру…
– К черту! – догадливо сказал Оператор.
– Пива не надо! – прокричал Сережа.
А потом наступило их второе утро (утро понедельника), и самый длинный день закончился. Он не очень хотел ее провожать: ему нужно было идти в университет, и вообще… Конечно, он показал, что собирается ее проводить – снял плащ с вешалки.
– Нет-нет, не надо, я не хочу… Не хочу, чтобы ты меня провожал. Он удивился. Он тогда еще не знал, что она чувствовала все, что происходит с ним. Потому что она его любила.
– Сережа, читай конец эпизода «Утро понедельника».
И Сережа начал читать – как обычно, с выражением, радостно издеваясь:
– «Она подошла к дверям, в дверях обернулась и засмеялась. Он так и запомнил ее – как она смеялась на фоне белой-белой в лучах солнца двери…»
– Когда ты позвонишь?
– Я не люблю звонить. По телефону все равно ничего толком не скажешь.
– Ну а как же?
– А я дам тебе сигнал. Как захочу тебя повидать, так сразу и дам… Солнце падало ей в глаза. Она вынула темные очки, надела их и засмеялась:
– А то поймут, откуда я иду.
– Не понял: зачем у него там эти очки? – сказал Режиссер. – «Я дам тебе сигнал» – вот прекрасный конец эпизода. А потом она смеется.
– И мы сразу переходим на дверь, – подхватил Оператор. – На двери солнце, она долго жмурится… И – бац! – она уже бежит по двору, как в этом японском фильме… И ее счастливый, прекрасный пробег по двору…
– Очков не надо! – объявил Сережа.
– Репетиция! – закричал Режиссер.
– Актеры, на площадку! – уже орал Сережа.
Вечером он вернулся в пустую квартиру и просто задохнулся от нежности. Он взял ее полотенце, почувствовал ее запах и понял, что сейчас заплачет. Он не представлял себе – как он мог желать утром, чтобы она скорее ушла…
Всю неделю он ждал, что она позвонит. Но она не звонила. И только через десять дней он увидел на лестничной клетке привязанный к перилам воздушный шарик. А вечером она позвонила:
– Видишь, я не смогла не прийти. Я уже не могу делать то, что я хочу.
Они продолжали встречаться, но это были уже совсем другие, новые встречи. Он вдруг начал интересоваться, где она проводит время без него. И все время спрашивал:
– А где ты была вчера?
– Не важно, не важно…
Он узнал постепенно, что она уже не занимается велосипедом, ушла с курсов подготовки в институт и работает в Доме моделей манекенщицей.
– Хожу по язычку. Язычок – это место, где мы расхаживаем. Он очень расстроился и начал страстно объяснять ей, какое это ужасное место – Дом моделей (хотя никогда там не был).
– Это вертеп!
– Я никогда, ничего не буду тебе рассказывать…
Он пришел в Дом моделей, уселся в заднем ряду, смотрел, как она выходила в ослепительном платье (туалет для новобрачных), и вдруг понял, что-то у них изменилось: пропала та счастливая легкость, та радость необязательности…
Теперь он хотел все знать о ней, и злился, и ревновал, если не знал.
Актрису опять вывели на площадку.
– Надеюсь, мне хотя бы в минуту съемки скажут, что говорить! Вы все время меняете текст!
– Милая, хорошая, добрая, забудьте, что у вас дурной характер и слушайте сюда! – кричал Режиссер. – Значит, идете, идете, идете от него! И вдруг у вас будто вырвалось: «Я тебя люблю!» И все! Поняли? Люблю! И все! И никаких его идиотских слов! Репетиция!
– Тишина! – заорал Сережа.
– Тишина, – повторила Женщина с никаким лицом.