– Клянусь, профессор.
– В 1997 году потомок барона, владелец перстня, был убит, а перстень похищен. Сейчас он находится в частной коллекции.
– И вы знаете в чьей?
– Разумеется. Но…
– Клянусь.
– Он был прослежен до человека, который скорее всего и заказал убийство и ограбление. Это известный парижский коллекционер русского происхождения Лев Борисович Понсе по кличке Барончик. И такое бывает: барон барона ограбил.
– И где этот мерзавец? Неужели так и не удалось ничего доказать?
– Пожалейте его. Барон сидит в тюрьме, причем в чудовищных условиях: в каменной развалине Шлиссельбургской крепости[6].
– Но разве крепость до сих пор используется в этих целях?
– Он-то сидит во времена Павла I. Уйдем, мой юный друг, от этой темы, ибо она, хотя и в русле нашего разговора, но вне сюжета.
– Очень жаль с вами расставаться, вы интересный человек. Но сейчас мне уже пора…
– А вы приезжайте почаще, я вам тоже всегда рад.
– Я вас задержала и сама опаздываю на Петровку. Что вы можете сказать о рубине, вделанном в рукоять кинжала эпохи Наполеона, учитывая, что у убитого коллекционера кроме рубина из рукояти была похищена еще и сабля, однозначно принадлежавшая Наполеону? Странность в том, что сабля похищена, а кинжал остался в сердце коллекционера.
– Рубин был выломан из навершия кинжала?
– Да. Странно, не правда ли? Кинжал по аукционному списку «Дома Друо» стоит дороже рубина.
– Загадку вы мне загадали. Сходу и не отвечу, но вы правы, заподозрив особую роль в этой истории крупного рубина. Я бы советовал работать по версии заказа коллекционера холодного оружия эпохи наполеоновских войн, но включить в рассмотрение и версию заказа коллекционера рубинов. Если бы в Париже по-прежнему пребывал рыжая бестия по кличке Барончик, я бы посчитал, что это его работа. Среди тайных коллекционеров не так уж много столь беспринципных и страстных собирателей. Оставьте мне слайды, я подумаю.
– Вторая моя история – не такая душераздирающая, но тоже со странностями. Ограблена квартира крупного, но малоизвестного в антикварных кругах коллекционера. Грабители действовали по наводке, тут есть ниточки, и мы по ним работаем. Был взломан сложнейший замок швейцарской фирмы «Ревеню», дающей всяческие гарантии. Так что ограбленный коллекционер за счет страховых возместит стоимость единственной вещи, похищенной из квартиры.
– Что же это?
– Палаш времен Наполеона. По легенде, во время битвы император обменялся оружием с простым солдатом, защитившим его от удара русского гренадера. Позднее ножны палаша были украшены золотыми аппликациями и двумя золотыми львиными головами…
– А, уже интересно. А львиной головы из крупного рубина там не было?
– Шутите. Были два рубина по 40 каратов, закрепленных в пасти львов.
– Но на этот раз их не выламывали?
– Нет… Но я убеждена – заказывали в обоих случаях именно рубины.
– А почему не наполеоновское оружие?
– Интуиция подсказывает, что это не совпадение.
– Полагаете, заказчик рубинов пытается версией с похищением оружия увести следствие в сторону от верного пути?
– Да.
– Оставьте и эти слайды. Честно говоря, ни об одном из этих трех рубинов ранее ничего не слышал. Столь растущий интерес к ним именно сейчас, в августе 2008 года, объяснить не могу. Позвоните через пару дней, а лучше – через неделю.
– Так долго ждать не могу, поспешите.
Мобильник Людмилы Викторовны спел простенькую мелодию. Звонил муж, майор Петруничев, из МУРа:
– Срочно приезжай. Еще один рубин со следами крови…
Глава восьмая
Подвиги Геракла
«Были сборы недолги». Он перезвонил полковнику Корчмаренко, перенес назначенную встречу. Глотнул холодного зеленого чаю. Хмуро, без сожаления, но со скрытой печалью человека, которого лишили и так редкой радости, подумал: «Текила – она и в Мехико текила».
Несмотря на жаркий августовский день, было бы замечательно сидеть под дуновениями ветерка, создаваемого мощным вентилятором, прихлебывать из коротких стаканчиков текилу, ритуально слизывать соль с ложбинки у большого пальца левой руки, сосать неимоверно кислый зеленый лимон, какие только и продаются возле его дома в Филях. Самые кислые, еще со времен Советского Союза.
Развал Союза его сильно потряс. Даже больше, чем развал Конторы. Было как-то уж очень обидно. «Обманули, суки…» А потом было столько вранья, что во рту остался неприятный привкус, как наутро после паленой водки.