«Советская Белоруссия» должны были войти в состав… Тихоокеанского флота. Сюда же должен был прийти и «Севастополь». А также несколько эсминцев новейшей конструкции. Какой? Вы не ошиблись! Именно 45 проекта! Правда позже по пока не ясным причинам их все же решили заменить на проект 30. Но и от 45-го проекта окончательно отказываться не стали.
В августе 1937 года одновременно с пересмотром программы строительства эсминцев проекта 7 было принято решение о проектировании новых эсминцев. И уже через год заместитель наркома ВМФ Иван Исаков добился реализации идеи создания первых башенных эсминцев (опытный эсминец «Серго Орджоникидзе» к тому времени еще не был достроен).
Спустя год ВМФ и Наркомсудпром рассмотрели технический проект нового советского эскадренного миноносца, и 27 октября 1939 года Комитет обороны утвердил основные элементы эсминца проекта 30. Тогда же на судостроительных заводах СССР началась постройка 28 эскадренных миноносцев: на заводе № 200 в Николаеве (головной в серии — «Огневой»), на заводах № 190 и 189 в Ленинграде (головной — «Отличный»), на заводе № 199 в Комсомольске-на-Амуре (головной — «Внушительный»). Так может быть проект 45 бис — это и есть эсминцы проекта 30, но только модернизированный? Ведь на заводе в Комсомольске-на-Амуре были заложены именно три эсминца данного проекта. Через год здесь были заложены еще два эсминца проекта 30. Правда, все они не вполне отвечали требованиям времени. И в первую очередь из-за того, что «тридцатки» имели недостаточную надежность в боевых условиях машинно-котельной установки (с дутьем в котельное отделение). С началом Великой Отечественной войны строительство эсминцев проекта 30, за исключением «Огневого», было приостановлено. Головной эсминец был достроен 22 марта 1945 года, и стал единственным новым эсминцем, который был достроен во время войны. К слову, эти эскадренные миноносцы нельзя было спутать с иными кораблями того же класса. Только «Огневой» имел силуэт, отличный от силуэтов довоенных советских эсминцев: на баке — одна 130-миллиметровая башня, зато на корме их было две — 130- и 76- миллиметровая.
После окончания войны была проведена достройка сразу 10 «тридцаток», но по проекту 30К. У них была повышена прочность корпуса за счет усиления основных связей продольного набора и утолщения в некоторых районах наружной обшивки, установлены РАС и гидролокатор, для компенсации уменьшения остойчивости в междудонное пространство уложено 100 тонн твердого балласта. Для увеличения дальности плавания и надежности машинно-котельной установки планировалась замена корабельной ГЭУ на ГЭУ эсминцев проекта 45. Но было ли это сделано, пока неизвестно. Однако во время работы над книгой удалось найти упоминание, что в середине 1950-х годов один «эсминец-призрак», «Важный», все же входил в состав советского Тихоокеанского флота. Он состоял в крейсерской дивизии, флагманом которой был легкий крейсер «А. Суворов» и корабли которой базировались на острове Русский. Конечно, это мог быть эсминец иного проекта, но других зацепок за «эсминцы-призраки» у нас нет.
Итак, если бы исполнились все планы строительства Большого океанского флота СССР, мы бы действительно могли сформировать эскадру из боевых кораблей с одинаковой ГЭУ. А может быть, в неких документах она даже уже была названа Антарктической эскадрой Тихоокеанского флота? Бывшие моряки-тихоокеанцы, служившие на «эсминцах-призраках», отзовитесь! И мы продолжим историю антарктических кораблей.
Вторым белым пятном истории Антарктики является возможная подготовка советских китобоев для охоты… за подводными лодками.
Специальный резерв для советского ВМФ
Известно, что сразу же после окончания Второй мировой войны в антарктические моря пришла китобойная флотилия «Слава». Самое необычное, что некоторые российские историки относят ее, как и «эсминцы-призраки», к… Антарктическому флоту ВМФ СССР. При этом они совсем не далеки от истины.
Во время работы над данной книгой удалось встретиться с ветеранами-китобоями, которые начинали свою профессиональную деятельность именно на судах флотилии «Слава», а кое-кто даже на флотилии «Алеут». Их рассказы были чрезвычайно интересны. Однако для меня, как для офицера-подводника, более интересным оказался «подтекст» этих рассказов. Но судите сами.
Первая советская китобойная флотилия «Алеут» была создана в 1932 году. В ее состав наравне с собственно китобазой, переоборудованной на Ленинградском адмиралтейском заводе из американского сухогруза «Глен Ридж», входили три китобойца норвежской постройки: «Трудфронт», «Энтузиаст» и «Авангард». С октября 1932 года она вела китовый промысел в северо-западной части Тихого океана и никогда не спускалась в антарктические моря. Зато сюда сразу же после формирования пришла китобойная флотилия «Слава».
«Слава» пришла в район шельфовых ледников Нью-Швабенланд в 1946 году. Чем был вызван такой интерес, пока сказать трудно. Во всяком случае, вряд ли здесь ходили несметные стада китов или нашим китобоям захотелось увидеть побережье, куда за сто лет до них приходили суда Беллинсгаузена. Проще предположить, что капитан-директор флотилии А. Соляник привел сюда своего флагмана с некой познавательной целью. При этом данное любопытство могло подогреваться и новостями из американской прессы об антарктических плаваниях адмирала Бэрда, которые нет-нет да и попадали на стол политическому руководству Советского Союза. Меж тем, впервые советское правительство забеспокоилось о государственной принадлежности Антарктики 27 января 1939 года и заявило об этом в дипломатической ноте… норвежскому правительству. Почему она почти совпала с началом «исследовательских» походов «Швабенлянда»? Пока сложно сказать. Но — совпала, хотя в годы Второй мировой войны было не до Антарктики. Новый интерес к антарктическим морям проявился у СССР после разгрома фашистов. Официально — с целью проведения китового промысла.
Из всего множества океанских существ, населяющих Мировой океан, наибольшее впечатление на моряков производят киты, а также их извечные враги — косатки. Особенно — первые. Взгляд моряка всегда притягивает величественное появление из океанской бездны самого большого живого существа в океане во всем своем великолепии. Но этот гигант имеет серьезный недостаток: на экранах гидроакустических станций боевых кораблей всех стран мира, работающих в активном режиме, он подобен субмарине. Кроме того, даже опытный сигнальщик, поздно заметивший появление кита на поверхности, может принять оставленный здесь след исполина за след от перископа. А это для моряка всегда является сигналом опасности. Например, о подобных случаях рассказал в своих мемуарах знаменитый советский подводник Герой Советского Союза контр-адмирал Иван Колышкин. Это — в дни войны, а в мирное время кит — живая мишень, которая не только позволяет отточить мастерство гарпунеров, но еще и является долгожданной добычей, за которой следуют серьезные премиальные! Да еще охотничий азарт!
Почуяв погоню, кит петляет, бросается из стороны в сторону и развивает бешеную скорость хода. Но китобоец от него не отстает. Как только кит выныривает из воды, чтобы набрать воздуха, гремит выстрел гарпунной пушки. Вместе с гарпуном извивающейся змеей летит трос-линь. При ударе о спину или бок морского зверя взрывается граната. Вслед за первым гарпуном летит второй, третий… Океанский исполин замирает. И вот уже мощная лебедка подтягивает добычу к борту судна. И так изо дня в день.
Девять десятых мировой добычи китов приходилось именно на воды Антарктики. А СССР — участник международной китобойной конвенции еще с 1946 года. С той поры наши китобойные флотилии регулярно вели промысел в антарктических водах. Но ведь когда-то Россия легко обходилась без антарктического китоловства.
Может, не только китовый промысел и острая необходимость проведения метеонаблюдений были нужны Советскому Союзу в Антарктике? Пока можно предложить лишь одну из версий ответа.