Роман начинается криптограммой, зашифрованным сообщением, которое в дальнейшем развитии сюжета играет весьма заметную роль. У Жюля Верна криптограмма лежит в основе еще четырех романов: «Путешествие к центру Земли» (1864), «Дети капитана Гранта» (1868), «Матиас Сандорф» (1885) и «Вечный Адам» (один из посмертно изданных романов),— но только в «Жангаде» шифровке уделено столь заметное место. Несколько глав, и достаточно длинных, посвящены разгадке криптограммы. Именно в попытках прочесть зашифрованный документ сам Ж. Верн видел наибольшую оригинальность своего произведения. Интересно, что Этцель ужаснулся, прочитав, рукопись, «такому обилию криптографических сведений». Ж. Верн сначала пообещал сократить эту часть романа, но потом нашел возражение, сославшись на известнейший рассказ американского писателя Эдгара По «Золотой жук», где в «тридцатистраничном тексте шифры занимают десять, и Э. По очень хорошо себя чувствует, а между тем речь там не шла о жизни человека».
С шифровкой, кстати, произошла любопытная история. Еще не были напечатаны последние главы романа, а парижский знакомый автора, будущий академик д'Окань, сообщил писателю, что один из студентов Политехнической школы разгадал секрет шифра и прочел текст. Ж. Верн срочно переставил буквы в книжном издании, чтобы документ не смогли преждевременно прочесть, а сам поехал в Париж, чтобы на месте выяснить, каким путем студент-политехник пришел к разгадке. Рассказ студента писатель то и дело прерывал восклицаниями: «Какова сила анализа! Я совершенно сбит с толку! Какие аналитические способности!»[3]
Жюль Верн профессионально интересовался разного рода головоломками, ребусами, шарадами, кроссвордами и логогрифами, занимаясь как их решением, так и составлением. После смерти писателя в его бумагах осталось три-четыре тысячи неизданных кроссвордов и прочих головоломок, выполненных на высоком профессиональном уровне. Ж. Верн изучал и специальные научные работы по тайнописи и криптографии. Хотя некоторые исследователи (например, Е.П. Брандис) считают такой интерес просто «полезной тренировкой ума и памяти», думается, правы все же те, кто видит в этом проявление скрытной натуры писателя, его стремление утаить, засекретить некоторые стороны своей жизни, причем скрыть прежде всего от близких. Причину этой скрытности видят в неудачном (по мнению нашего писателя) браке с Онорин. Кстати, старшие герои «Жангады», Дакоста и Якита, находятся в браке примерно столько же лет, как и чета Вернов.
Отмечена и странная нелогичность сюжета: Дакоста, герой вполне положительный, почтенный и уважаемый глава семейства, много лет обманывает самых близких ему людей. В этом опять-таки пытаются найти связь с личной жизнью писателя. Оливье Дюма считает, что в романе Ж. Верн просто передает чувства, владевшие им в период создания «Жангады»: к собственной неудачной женитьбе добавился неудачный брак сына, что укрепило давнишнее отвращение автора к супружеству. Ж. Верн словно бы пытается вторгнуться в реальность и помешать браку сына…
Главы, посвященные разгадке зашифрованного документа, являются, пожалуй, самыми драматичными и самыми интересными в романе, хотя и здесь критика бросила автору упрек в несовершенстве шифра, а следовательно, и в нелогичности разгадки. Сравнение с Эдгаром По, с его блестящим аналитическим решением оказалось явно не в пользу случайной удачи у Ж. Верна.
Кстати, кроме тайнописи явной — криптограммы, в романе есть и другой, более искусный шифр, скрывающий секреты самого автора. Речь идет об именах героев. Путем перестановок, добавлений и выбрасываний букв можно получить как бы «первичные», исходные имена персонажей. Работа эта несложна для тех, кто знаком со словесными головоломками. И вот Минья «превращается» в Эрмини, женщину, которую Жюль Верн больше других любил в жизни; Маноэль «становится» то сыном писателя Мишелем, то американским врачом и приятелем Вернов Леноэлем; Лина — это, безусловно, Каролин, юношеская любовь Ж. Верна, цирюльник Фрагозо — бессмертный Фигаро, Торрес — это анаграмма французского слова «trezor» (сокровище); имя Дакосты (Joam) можно будто бы прочитать и как «moi J(iles)» (то есть «я — Жюль»), а само название романа, повторяющее название крупного амазонского плота, «La Jangada», восходит к ненавистной для Ж. Верна сценической фамилии невестки — Дюгазон!
Если такое прочтение верно, то роман получает дополнительный смысл, позволяя посвященным раскрыть какие-то новые штрихи в биографии писателя, прочесть невысказанные и казавшиеся навсегда потерянными его сокровенные думы.
В биографии Ж. Верна, написанной его внуком, говорится, будто писатель понимал, что роман тягуч и довольно скучен. Он намеревался закончить его смешной историей, да времени на ее сочинение не осталось, и в отдельное издание вместо нее был включен рассказ брата писателя Поля об их совместном плавании на яхте до Копенгагена.
О «Школе робинзонов» Жюль Верн стал подумывать еще до окончания «Жангады». Очевидно, он уже полностью оправился от недавних потрясений и новую свою вещь писал как прямую противоположность предыдущему роману: вместо тягучего, медленно разворачивающегося сюжета — калейдоскоп напряженных, быстро меняющихся ситуаций, вместо скрупулезно перечисляемых географических реалий — вымышленные пейзажи, где соседствуют друг с другом контрастные природные зоны, вместо заполненного многими персонажами действия — камерные по своей сути сцены, вместо скучноватой серьезности — искрометный французский юмор. Это — непритязательный роман, «прихоть» маститого автора, как назовет его впоследствии Жан Жюль-Верн.
«Магазэн д'эдюкасьон» начал публикацию «Школы» в январе 1882 года, растянув относительно небольшой роман до декабрьского номера. Книжные издания были выпущены в ноябре и декабре, а уже в следующем, 1883 году появился русский перевод, и опять — в петербургском издательстве Е. Н. Ахматовой.
Роман был задуман как веселая фантазия на «вечную» тему, которую обессмертил Даниэль Дефо. Издатель «Необыкновенных путешествий» Этцель предложил было писателю изменить построение и сам настрой романа, введя в него философские размышления и рассуждения об одиночестве вообще и о выживании одиночки или небольшого коллектива в условиях изоляции от прочих людей. Жюль Верн с негодованием отверг саму мысль об изменениях авторского замысла: «Философское понимание, на которое вы указываете,— вне моего сюжета и может его только отяжелить. Мой роман будет веселой и забавной шуткой на робинзоновскую тему, и ничем больше»[4].
Писатель не скрывает произведений, с которыми собирается соперничать. В первую очередь это, конечно, «Приключения Робинзона Крузо» Д. Дефо, но не только. Ж. Верн великолепно знал роман швейцарского писателя Иоганна Висса, написанный в 1812 году, где робинзонаду на необитаемом острове переживает целая семья. По свидетельству внука писателя, дед ценил это посредственное произведение куда выше иных литературных шедевров. (Почти через два десятка лет после «Школы» Ж. Верн опубликует роман «Вторая родина», продолжение «Швейцарского Робинзона».) Жюль Верн соперничает со своим собственным творчеством. В одной из биографий писателя приводится его отзыв о «Школе»: «Это лишь далекий и бледный отблеск «Таинственного острова».
Словом, «Школа робинзонов» — обычное коммерческое произведение, какими именитые мастера не столько поддерживают свою популярность у читателей, сколько заботятся о собственном кармане. И тем не менее подобное произведение, будучи написано рукой настоящего мастера, способно доставить читателю немало приятных минут.
В 1884 году, обращаясь к римскому папе Льву XIII, Ж. Верн писал: «Такой человек, как я, всегда помнит себя ребенком. Все, что я выдумал, я написал для такого ребенка».
«Школа робинзонов» написана для ребенка, у которого, подобно герою романа Годфри, голова забита историями о робинзонах. В мировой робинзонаде насчитывается около двухсот книг, включая адаптации. Жюль Верн находит нового, необычного героя, какого, наверно, только француз и мог выдумать — смешного Робинзона, которого дядя хочет вылечить от навязчивого желания путешествовать по неведомым странам. Ж. Верн, по словам французского исследователя его творчества Марселя Море, хотел в своем романе сделать ложным все то, что мальчишкам в историях о робинзонах преподносится как истинное[5].