«…И от того, насколько каждому молодому человеку привито чувство высокого гражданского долга защиты своей Родины, любовь к армии и флоту, в конечном счете зависит его отношение к службе.
…На мой взгляд, мы еще недостаточно воспитываем уважение к героическому прошлому, зачастую не думаем о сохранении памятников. В Москве была снята Триумфальная арка 1812 года[1], был разрушен храм Христа Спасителя, построенный на деньги, собранные по всей стране в честь победы над Наполеоном. Неужели название этого памятника затмило его патриотическую сущность?
Я бы мог продолжить перечень жертв варварского отношения к памятникам прошлого. Примеров таких, к сожалению, много.
Вы скажете, что, мол, Гагарин раскритиковал всех, а есть ли у космонавтов свои традиции? Да, есть. Стало неписаным правилом, что перед полетом космонавт приходит на Красную площадь, к Мавзолею Ильича, и дает клятву выполнить порученное задание, чего бы это ни стоило. За несколько дней до полета у нас проходят традиционные партийные собрания, на которых специалисты, космонавты и их дублеры докладывают о своей готовности к полету…
Пусть же здравствуют старые традиции воинской славы! Пусть создаются и входят в жизнь новые! И те и другие одинаково влияют на укрепление и утверждение патриотических чувств нашей молодежи…»
Эта речь на пленуме была целиком опубликована в посмертной книге Ю. А. Гагарина «Есть пламя!». В ней собраны его статьи, речи, письма, интервью — небольшая часть им написанного и сказанного. Читая его статьи, выступления, наглядно видишь, сколько в нем было жизнерадостности, задора, молодости. Он выступал перед рыбаками Мурманска и строителями Комсомольска-на-Амуре и Красноярской ГЭС, приезжал в пионерский лагерь, чтобы ответить на многочисленные ребячьи «почему», писал о спорте и спорил с молодыми писателями о литературе, мечтал о полетах к другим планетам… «И сейчас, побывав в космосе, — говорил он, — я не перестал быть мечтателем».
Юрий Алексеевич — автор книг «Дорога в космос» и «Вижу Землю». В соавторстве с кандидатом медицинских наук В. И. Лебедевым он написал книгу «Психология и космос». С такой темой книг еще не было. Она явилась новым словом в новой сфере человеческого разума.
Гагарин был очень щепетилен в вопросах авторства. Газета «Правда» печатала главы его книги «Дорога в космос». Публикация имела большой успех. Когда Гагарину сказали об этом, он ответил: «Тут моей заслуги нет. Что я мог написать без Сергея Борзенко и Николая Денисова?» Борзенко же и Денисов утверждали: «Мы ничего не пишем, не обрабатываем, мы только записываем, что говорит Юрий Алексеевич».
Секретарь Союза писателей СССР Юрий Верченко рассказывает, что, когда работники ЦК комсомола предложили ему помощь в подготовке выступлений, статей (выступать Гагарину приходилось много, а времени всегда было в обрез), он прямо спросил:
— Вам не нравятся мои выступления?
— Нет, нравятся, но мы предлагаем вам помощь.
— Конечно, помощь мне нужна, — признался он, — может быть, надо говорить и писать лучше… У меня нет опыта, знаний маловато, но я буду работать, учиться. Не подведу…
Гагарин изрядно читал, любил общение с людьми пишущими. С некоторыми журналистами и писателями знакомство переросло в дружбу.
Памятным событием в жизни Юрия была встреча летом 1967 года с Михаилом Александровичем Шолоховым в древней станице Вешенской, где жил писатель.
— Волнуюсь, — признался Юрий в самолете товарищам по поездке, молодым писателям, — шутка ли, встреча с самим Шолоховым. В апреле 1961 года, сразу после полета, он прислал мне телеграмму. Текст небольшой помню, правда, запомнил бы и большой. Это же было от Шолохова! Он писал: «Вот это да! И тут уже больше ничего не скажешь, немея от восхищения и гордости перед фантастическим успехом родной отечественной науки». Здорово ведь. Он оценивал не личность, а явление, не факт, а событие…»
Волнение Гагарина можно понять. Он учился по книгам Шолохова, зачитывался его романами, изучал и конспектировал его публицистические работы. И вот предстояла встреча.
Писатель встретил гостей сердечно. Расцеловал Юрия Алексеевича, сказал: «Спасибо тебе, Юра! Порадовал… Хорош! Таким я тебя и представлял…»
В дни этого необычного писательского семинара в Вешенской с участием Гагарина шел откровенный разговор о литературе.
О чем и как писать, размышлял вслух Шолохов, каждый сам для себя решает, но есть непременное условие — писать надо правду. Первый советчик писателя — совесть, главный судья — народ.
— А ты, Юра, как считаешь? — вдруг обращается он к Гагарину.
Гагарин улыбается, разводит в смущении руками:
— Неудобно мне, рядовому читателю, профессиональным литераторам советовать… Признаюсь, откладываю иной раз книгу с досадой. Чувствую, что автор грешит против правды: высосан сюжет из пальца или взят с потолка. А это занятие не писательское, а скорее писарское. Такая книга — что полет без цели. Я за те книги, которые помогают людям больше видеть, глубже знать, делают их сильнее и, как знамя в бою, ведут за собой.
Михаил Александрович разводит руками:
— Вот тебе и рядовой читатель…
За три дня пребывания в Вешенской Гагарина ни разу не видели в форме. «Не люблю облачаться без надобности», — отшутился он перед выступлением на станичном сходе.
— Казаки, Юра, тебя не поймут, — сказал серьезно Шолохов. Пришлось Гагарину надеть форму.
На сходе Шолохов обратился к собравшимся: «Вешенцы! К нам приехали Юрий Гагарин и писатели. Дадим им слово?..»
С живым интересом и неослабным вниманием слушали притихшие хлеборобы-станичники рассказ чело-века, взлетевшего выше земного неба. Шолохову, видимо, пришлась по нраву гагаринская речь, он улыбался, поглаживая усы, и изредка приговаривал: «Казак, настоящий казак!»
Участник встречи в Вешенской поэт Геннадий Серебряков записал в те дни в своем блокноте:
«С первого дня они были вместе. Рядом мы видели их в пропыленном зеленом «газике», когда ездили по соседним хуторам и станицам, во время дискуссий и бесед о литературе, о жизни, о хлебосольных застольях. А поздними вечерами они подолгу стояли вдвоем на крутояре, где под луной светилась внизу, как казачий клинок, отливая черным серебром, излучина Дона…
Провожая космонавта, Шолохов снова обнял его. Последние слова врезались в память: «Ты уж побереги себя, Юра… Помни — ты нам очень нужен… Всем нужен…»
Уезжая на аэродром, Гагарин шепнул ребятам: «Я залечу еще раз попрощаться. С летчиком договорюсь, он мне машину доверит…»
Через некоторое время над Вешенской появилась маленькая серебристая «Морава». Описав дугу, она развернулась над Доном и начала кружить над домом Шолохова. Вираж, второй, третий… Все, кто был, выскочили на крыльцо. Вышел и Михаил Александрович. Маленький самолет закачал крыльями и, сделав последний виток, круто ушел в синеву. Это был прощальный автограф, оставленный Гагариным в донском небе».
Когда Шолохову сообщили из Ростова, что гости благополучно улетели в Комсомольск-на-Амуре, где отмечалось 35-летие города, Михаил Александрович задумчиво сказал, ни к кому не обращаясь: «Хороший человек наш Юра…»
Среди гостей у Шолохова был поэт Феликс Чуев, в прошлом авиатор. Он быстро сошелся с Гагариным. В память о встрече в Вешенской поэт написал стихотворение «Встреча на Дону»:
На VIII Всемирном фестивале молодежи, проходившем в Хельсинки, первая девушка фестиваля, или «королева красоты», как именовали ее журналисты, очаровательная кубинская студентка торжественно вручила Гагарину большой яркий букет цветов. И вот держит Юрий тяжелый букет в руках, а зал долго аплодирует и скандирует: «Га-га-рин! Сла-ва!» Наверное, от волнения на лице Юрия выступил румянец. Видимо, ему не хочется благодарить девушку какими-то стертыми банальными словами. И когда смолкли овации, он говорит:
1
Арку впоследствии восстановили на Кутузовском проспекте неподалеку от памятника Кутузову и музея «Бородинская панорама".