Выбрать главу

В жизни много вопиющих несправедливостей. Но подумайте только: ей неполных двадцать восемь, веселушка, «живчик», мечущийся между седлом и теннисным кортом. Неотразимая на бальном паркете, восхитительно-чувственная за фортепьяно. Красавица, по которой воздыхает один из самых блестящих офицеров-кавалергардов лейб-гвардии – барон Густав Карлович Маннергейм. И вот… Такое горе… Беда. Что тут еще скажешь.

Только ее подушка знает, сколько слез уже выплакано над письмами любимого из далекой Маньчжурии. И лишь самые близкие люди до конца осознают весь трагизм ее отчаянной радости и болезненного азарта в играх с дочерьми Александры и Николая в те нечастые уже дни, когда болезнь ослабляет хватку, и Сонечка может сама доковылять на царскую половину… Очень страшно знать свой приговор. А в те времена рак и был им. Окончательным и неотвратимым. И даже сегодня, несмотря на все успехи медицины за прошедшее столетие, эта безжалостная сила мало кого выпускает из своих когтей.

А пока ей оставалось – только жить. Жить из последних сил, где-то там, в самой глубине истерзанной души, еще уповая на Бога. На чудо. Которого, с точки зрения врачей, не могло произойти. Увы, но и эти последние надежды таяли подобно воску догорающей свечки вместе с молитвами духовника царской семьи и самого Иоанна Кронштадтского…

Когда суета на свитской половине докатилась до покоев императора, оказалось, что из медиков здесь и сейчас под рукой оказался только доктор с «Варяга». И пришлось Вадиму, прервав «дозволенные речи Шахерезады» и едва не грохнувшись на натертом паркете, нестись в правое крыло дворца. Там его ожидали взволнованная императрица, лежащая в отключке с головой на кровавой подушке бедная девушка, Спиридович с «тревожным чемоданчиком» Гирша, камердинер, несколько человек свитских и прислуга. Последние в качестве мешающей делу спорадическими охами-вздохами массовки.

Ситуация была понятна. Рефлексы Банщикова – безошибочны. «Лед! Быстрее!» – рявкнул Вадим, едва взглянув на состояние пациентки. Нашатырь, вата, бинт и все прочее врачебное хозяйство нашлись в пузатой сумочке лейб-медика. Лед тотчас притащили из продуктового погреба. И через четверть часа все было позади. Кровь остановлена, два шва наложены, больная приведена в чувство и оказалась даже в силах виновато улыбнуться императрице и пользовавшему ее молодому эскулапу, которого Сонечка иногда видела в обществе государя, а пару раз даже у кроватки маленького Алексея.

Поймав удивленный взгляд Вадима, упавший на инвалидное кресло в углу комнаты, Александра Федоровна, оставив с княжной новую фрейлину, юную баронессу Буксгевден, которую пару месяцев назад взяли принимать у Сонечки дела, кивком головы пригласила Банщикова сопроводить ее. Когда дверь в коридор закрылась за ними, царица, порой так бесконечно далекая и холодно-высокомерная, как Снежная Королева, неожиданно крепко взяла Банщикова под локоть и выдохнула прямо в ухо:

– Спасибо, Михаил Лаврентьевич. Спасибо, мой дорогой… Ах, бедная девочка, – во вздохе и взгляде ее внезапно всколыхнулось столько боли и тоски, что Вадим опешил:

– Но, ваше величество, нет нужды так волноваться. Все будет в порядке. Только ей нужно перевязки вовремя делать. А послезавтра снять швы.

– Нет, Михаил Лаврентьевич. Никогда… В порядке – уже никогда…

– Как так? Но почему?

– Сонечка умрет. Ее умереть опухоль. Большая. Тут… – и Александра Федоровна, до сих пор не слишком хорошо говорившая по-русски, предпочла показать рукой, где именно больное место у несчастной девушки. – Врачи, все… и в Германия. И здесь. И милый наш Гирш… все говорят: пять лет. И конец. Но, наверное, меньше, чем пять лет… Боже, я ее так люблю. Такая хорошая! И так плохо. Так плохо…

Казалось, что этот взгляд прожжет Вадима до каблуков.

– Государыня, вы позволите, если и я посмотрю ее? – неожиданно для самого себя предложил Вадим.

– Я спрошу. Если она не возразит. Конечно, посмотрите. Я прошу Господа о милости каждый день. Но все говорят одно: много – пять лет. И вы же, вы… военный доктор. Рана, кровь, скальпель. Это ваше дело. Но и Гирш, и Боткин сказали, что делать резекцию уже нет никакой возможности. Конечно, то, что вы нашли такой удивительный способ помощи нашему Алешеньке – это чудо Господне. И я верю вам, и во всем уповаю на ваше искусство. Но здесь – другое. Ее уже поздно резать. Для нее это – сразу смерть.

– И все-таки я должен убедиться…

Вадика пригласили к княжне Орбелиани после полудня. Девушка, хоть и смущалась, но стойко и безропотно позволила себя осмотреть. Увиденное удручало. Явная опухоль, здоровенная, уже захватившая два позвонка в нижнем отделе позвоночника. Несомненно, прогрессирующая. Бедняжке было трудно лежать на спине, а без костылей она не могла даже выйти из комнаты.