К концу впечатляющего военно-морского протокольного мероприятия, голова царя гудела, словно вечевой набатный колокол, а в качестве дополнительного бонуса, ныл и пульсировал под треуголкой старый шрам от японской катаны.
- Ну, Степан Осипович, впечатление такое, будто сам побывал в морском сражении, - попытался было пошутить Николай, когда артиллерийская кантата, наконец, стихла.
- Похоже, Государь, - грустно улыбнулся в ответ флотоводец, - Но только на самое начало боя. Главных-то его звуков сегодня мы с Вами не услышим, и - слава Богу.
- Вы о грохоте взрывов и вое летящих в нас снарядов?
- Нет, Ваше величество. Это я о криках и стонах умирающих.
***
Прибывшие на внешний рейд Порт-Артура корабли с помощью деловито снующих, пыхтящих буксиров, и без оной, вставали на свежевыкрашенные, нарядные красно-белые бочки. Выстраиваясь, как и положено, строго по ранжиру, в соответствии с диспозицией, которую успел оперативно передать в штаб Макарова вице-адмирал Витгефт, еще до того, как русская и германские эскадры покинули Владивосток.
И лишь стройные белоснежные красавцы "Варяг", "Аскольд" и "Фридрих Карл" неторопливо проследовали к проходу у Тигровки. Под громогласное "Ура!" собравшихся там солдат и офицеров гарнизона, при подстраховке неутомимого "Силача" и паровых баркасов, три крейсера втянулись в Восточный бассейн. И там, под трубный глас меди оркестров, ошвартовались у стенки напротив дворца Наместника...
Легкий бриз с моря задиристо треплет ленточки бескозырок и воротники матросских форменок, нетерпеливо теребит офицерские плюмажи, развевает полотнища флагов и штандартов, снося на город дымки салютных пушек...
Поданы к бортам, подняты и закреплены трапы. Замерли как изваяния фалрепные на их площадках, коробки рот почетного караула у ковровых дорожек на стенке гавани. Солнечными зайчиками плещется чешуя начищенных до блеска штыков, пуская их в стремительный, веселый пляс по ряби воды, по стеклам рубочных окон, иллюминаторов, по зеркалам прожекторов, по меди блях, боцманских дудок и золоту орденов...
"И придет тот долгожданный день, когда Белый Царь впервые ступит на землю юго-восточной твердыни Империи. Тихоокеанской крепости, замкнувшей тяжестью гранитов и вороненой сталью стволов, кольцо порубежных форпостов Русского Мира..." - Николай улыбнулся, чуть задержавшись на нижней ступени трапа, - "Конечно, редактор газеты "Владивосток" прав: все так, миг исторический. Но не слишком ли много пафоса?"
***
Следующие двое суток пролетели в кутерьме, в общем, подобной владивостокской, но только в миниатюре. И с той лишь видимой разницей, что главный бенефис здесь выпал на долю крепостных артиллеристов и инженеров.
Российский Император и германский Кронпринц со свитами побывали на Золотой горе и Электрическом утесе. На нескольких батареях и фортах морского и сухопутного фронта, осмотрели доки и мастерские порта, сфотографировались вместе с адмиралами и прочим многочисленным флотским и крепостным начальством на фоне гавани с тремя белоснежными крейсерами и поднятым из воды кессоном, который использовался для починки подорванного японцами в первую военную ночь "Цесаревича".
И, конечно, особым смыслом было наполнено участие Государя в освящении на Перепелиной горе Храма Покрова Пресвятой Богородицы Порт-Артурской. Там, возле находящейся в его приделе могилы адмирала Чухнина, русский Император и германский Кронпринц преклонили колена в общей молитве.
В тот же вечер на Золотой Горе прошла установка памятного камня на месте, где предстояло воздвигнуть мемориал погибшему адмиралу и всем офицерам и матросам Тихоокеанского флота, отдавшим свои жизни в войне с Японией.
Тем временем, моряки двух держав ездили в гости друг к другу и вполне весело проводили время на берегу, в кампании со служивыми из Порт-Артурского крепостного гарнизона и императорскими гвардейцами, для которых почувствовать еще хоть раз под ногами твердую землю перед предстоящим переходом через три океана, было счастьем.
При этом все старались держать себя в рамках приличий и уставов, дабы не мешать августейшим особам и окружающему их высокопоставленному начальству в их планах, да и на себя ненароком неприятностей не навлечь. Однако всему на свете приходит конец, а уж приятному времяпрепровождению, - скорее всего. Через три дня, пролетевших как в мановение ока, пришедшие в Порт-Артур эскадры начали выбирать якоря. Сначала их путь лежал к Циндао. А оттуда, через Коломбо, Аден и Тулон в Киль и Кронштадт.
На борту своего флагмана, броненосного крейсера "Фридрих Карл", Принц Генрих и Кронпринц Вильгельм простились с царем. Наутро Государю со свитой предстояло начать обратное путешествие в Санкт-Петербург. Первыми на его пути будут Мукден и Харбин: победоносная русская армия заждалась своего Императора.
Последний день, проведенный в Порт-Артуре, оказался весьма приятным для ряда офицеров и адмиралов германского флота: они получили ордена из рук российского самодержца. Многократное увеличение боевых сил Азиатской крейсерской эскадры вице-адмирала Приттвица в критический для России момент перед заключением Токийского мира, просто так немцам с рук не сошло.
Но Гогенцоллерны в долгу не остались, хотя это и было "домашней заготовкой". Царю был вручен подарок с особым смыслом. Кайзер поручил своему сыну передать его Николаю Александровичу перед самым расставанием.
В этот благословенный день к првославным вернулся утраченный несколько веков назад, а отныне - новообретенный, образ Спаса Нерукотворного новогородской школы иконописи. По мнению ряда историков и церковных иерархов, он находился в одном из храмов древнего Пскова до времени занятия города рыцарями-крестоносцами Ливонского ордена...
Неожиданно перед самым расставанием молодой Вильгельм спустился по трапу к Николаю: Кронпринц пожелал лично сопроводить его до артурской пристани. О чем конкретно они говорили в эти минуты на корме варяжского катера, историки тщетно спорили несколько десятилетий.
И лишь один человек, посвященый Императором в эту тайну, точно знал содержание их разговора. Но в нашумевшей автобиографической книге "Игра теней", вышедшей уже после кончины генерала Василия Балка, он упоминает только об одной фразе, сказанной Государю наследником германского престола, будущим Императором Вильгельмом III: "Увидев Россию такой, увидев своими собственными глазами, я наконец-то во всей глубине осознал гениальную прозорливость князя Бисмарка"...
Эпилог
11.04
.1905 г.,
Маньчжурия
.
Тяжелый, мокрый снег постепенно заметал неровную, каменистую поверхность под копытами пяти осликов и пары лошадей, впряженных в две угловатых повозки с колесами в человеческий рост. Бесформенные хлопья его липли к одежде восьми людей, которых несчастная случайность, или неотложное важное дело, заставили пуститься в долгий путь по этим диким, забытых всеми богами местам, да еще и в такую ненастную погоду.
- Вы уверены, лейтенант, что мы не сбились? Как, вообще, Вы можете находить путь в такой метели? - поинтересовался у своего спутника, моложавого, сухопарого китайца, пожилой кореец-купец, вглядываясь в выступающие из пелены неожиданного апрельского снегопада мутные очертания поросших девственным, хвойным лесом утесов.
- Так точно! Совешенно уверен.
- Но то, по чему мы едем уже третий час, согласитесь, довольно трудно связать с понятием "дорога"?
- Не беспокойтесь, господин полковник, я достаточно хорошо знаю эти перевалы. Приходилось бывать здесь часто: выбор мест для тайников, схронов и точек рандеву в окресностях Янтая и Мукдена я практически всегда проверял лично. А некоторые сам и подобрал. Как та, якобы заброшенная фанза с двухярусным схроном под ней, что на два дня должна послужить Вам и вашим спутникам вполне надежным укрытием.