Сергей Александрович молча протянул генерал-адмиралу несколько отпечатанных на "Ундервуде" листков писчей бумаги. Алексей Александрович углубился в чтение. Пока он читал, никто из присутствующих не проронил ни слова. Наконец, он закончил...
- Уже завтра? - хрипло выдавил из себя хозяин дворца.
- Завтра, - мрачно ответствовал брат, - Ну, что скажешь?
- Тиражи газетчики уже печатают?
- Уже. Полагаю, что к вечеру все будет готово.
- Да... Немецкий или финский вопросы на этом фоне - безделица. А что в Москве?
- И в Москве печатают. Мы ЭТО получили только сегодня. Уже здесь. Если бы хоть на день пораньше... Я попытался все там остановить, по телеграфу. Ты не поверишь, его "черные" пригрозили Трепову арестом. Они там пасут все типографии.
- Значит и здесь. Значит, ЭТО произойдет...- Алексей Александрович тихо вздохнул и чуть заметно ссутулился, - похоже, наш тихоня Ники все-таки всех переиграл...
- Алексей! Не смей так говорить. Что за пошлые и унылые глупости! Неужели ты испугался? - Мария Федоровна была великолепна в своем праведном гневе, - Нам повезло, что мы тут все вместе. Очень повезло! Мы знаем, что он задумал. И он скоро будет здесь. И вместе с Аликс. Уверена, наша умница Элла найдет, что сказать сестре. Нет, мои дорогие! Он не выйдет отсюда, пока не обещает нам прекратить всю эту гадость! Он не посмеет перечить священной памяти его отца и вашего брата. Ибо это - безумие!
- Александра Федоровна не приедет. Сказалась больной.
- Да!? А может быть, это и к лучшему, Алексей. Значит, поговорим без обиняков. И спрятаться ему будет не за кого. Но имейте в виду, мои дорогие, это наш единственный шанс. Если не убедим его отказаться от этого безумства, с завтрашнего дня мы все будем жить в другой стране. И нам останется пенять на самих себя, что не видели того, что Ники вытворял у нас под носом. В Европе нас просто засмеют! - сверкнула очами Гневная.
- Надеюсь, мы все понимаем, что должны ему сказать? - так и не сняв со своего лица каменно-отрешенной маски, осведомился Сергей Александрович, - Алексей, твой заход - вся внешняя политика. Ты должен убедить его, что внутренняя нестабильность, которая за этим Манифестом неизбежно воспоследует, может запросто разрушить все наши военные успехи. Мир увидит, что Российский Император не может удержать в подчинении даже собственный народ. Нам тут же навяжут новый Берлинский конгресс. И результаты его будут унизительны. Как считаешь, на кого мы можем рассчитывать из посланников?
- Думаю, ты удивишься. Но - на француза, - усмехнулся генерал-адмирал, - Я с ним говорил на тему зависимости нашего внутреннего покоя и немецкой торговой экспансии в Россию. Он сознает, что любой выборный элемент предпочтет качественную германскую дешевку. Про весь прочий плебс - и гадать не стоит. А за их капиталом придет и политес. Так что мсье Бомпар будет ратовать за самодержавие. Деваться нашему республиканцу-санкюлоту некуда. Noblesse oblige. Он здесь лучше многих понимает, что только сила сторонников дружбы с Парижем в Семье является залогом нашего договора.***
Николай с сестрами и свитой немного припозднился. И в самом деле: разве Государь может опоздать на званый бал у любимого дяди, да еще почти на час? Нет! Государь может только чуть-чуть задержаться. На часок. Но, никаких обид: неотложные семейные хлопоты, важные государственные заботы...
Итак, он прибыл! И он, конечно, понимает, что любимой матушке и дорогим дядьям что-то важное нужно с ним обсудить. И срочно. Однако, с этим - позже. Сейчас - скорее к гостям! А на парадной половине действительно заждались. Дамы, наметанным взглядом оценив наряды и драгоценности соперниц, вдосталь нашептались в Китайской гостиной. Кавалеры во Фламандской воздали должное орденским лентам и эполетам друг друга, а у многих они - весьма свежие, попутно обсудили последние новости и уже едва скрывали свое нетерпение улыбками над дежурными светскими и армейскими анекдотами.
Бесплотными, цветными тенями, отражаясь в натертых до блеска паркетах, плавно скользили вышколенные слуги, обнося желающих конфетами, мороженым, Голицинским шампанским, легкими кавказскими и крымскими винами из знаменитых великокняжеских погребов. Сияли каскадами хрусталя многоярусные люстры и настенные светильники. И, словно в Мариинке в вечер большой премьеры, сливались с общей аурой предвкушения чуда приглушенные смешки, сдержанные разговоры, поклоны, книксены, реверансы...
Высшее светское общество столицы Российской империи с трепетом и нетерпением ожидает начала первого послевоенного бала Петербурга - Бала Победы. Ожидает своего Государя. Императора - Победителя!
Что скрывать, да, было время, когда Николай казался многим нерешительным, излишне мягким, особенно тем, кто хорошо помнил правление его отца. Но, как видно, внешность и манеры бывают обманчивыми. Особенно, если их обладатель может при необходимости опереться на стальную стену бронированных корабельных бортов и лес граненых штыков православного воинства. Слава Победителю!
Обер-гофмаршал Бенкендорф привычно пунктуален и точен: первая запряжная пара экипажа царя еще не миновала парадных ворот, а гости уже приглашены в Английский зал... Оркестранты негромко подстраивают свои инструменты, дирижер в последний раз придирчиво просматривает ноты, нервно постукивая по краю пульта длинной черной палочкой. А вдоль стен плавно, словно медленными водоворотами, кружит, ширится поток фраков, мундиров и дамских бальных платьев, ярко блистающих подобранными соответственно вкусам их обладательниц, драгоценными гарнитурами.
В облачении кавалеров преобладает строгий черный: большинство военных здесь - моряки. В цветах туалетов дам вне конкуренции белый и голубой. Сияние сапфиров, брильянтов и загадочный блеск жемчужных нитей, лишь подчеркивают благородную изысканность двухцветной палитры Андреевского флага...
У высоких арочных дверей, собираются, разбившись по парам, те, кому предстоит в первом туре дефиле к полонезу за хозяевами бала - Императрицей Марией Федоровной и Алексеем Александровичем. За ними, во второй паре, выступят сам Государь-Император и Ольга Александровна, чей супруг, князь Петр Ольденбургский, отправленный братом в Иркутск, якобы "на помощь" к Безобразову, пока еще не возвратился в столицу.
Третью пару, по неожиданному желанию царя, составят его сестра Ксения и морской министр, свиты Его величества генерал-адъютант, адмирал Дубасов. Шестидесятилетний Федор Васильевич будет сегодня дебютировать в новой для себя светской роли: накануне он был возведен Императором в графское достоинство. И, похоже, дело тут не столько в признании его бесспорных заслуг в этой войне. Тем самым Государь дал понять всем, и дяде Алексею, генерал-адмиралу, в первую голову, что Дубасов пользуется его особым благоволением, а всяким пересудам о скорой отставке министра - грош цена.
Сие означает и то, что недавнюю речь министра на Адмиралтейств-коллегии можно рассматривать, как будущую программу действий. А сказал он буквально следующее: "Сонное царство цензовой рутины на якорях и кабинетная канцелярщина до сибаритства, для флота в мирное время - есть яд. Медленный, но смертельный. В море мы - дома! Прав Степан Осипович: экономить на учебе, стрельбах, ремонтах сломанного и износившегося в нашей практической работе, на снарядах для этих стрельб, на угле - преступление.
Числом килей, пушек и тысячами тонн брони можно устрашить лишь слабого и нерешительного врага. А смелому и дерзкому мы обязаны противопоставить свое умение и военный навык во всех областях морского дела: точнее стрелять, лучше маневрировать, толковее командовать. Иметь лучшие снаряды и мины, лучшее, чем у него, береговое обеспечение. Мощности судоремонта должны быть заведомо выше видимых насущных потребностей флота. И вот тогда можно смело строить два линкора вместо трех, три крейсера вместо пяти, и достигнуть меньшим числом кораблей нужного нам результата. Как в мирное время, так и в военное. Вот это - разумная экономия, господа"!