Если мы с Вами знаем кое-что относительно здоровья одного из членов понятного семейства, что можно подумать об осведомленности князя Владимира? Мы знаем, как начал царь последнее время прижимать родственников. Знаем о подрывной деятельности обиженного на него господина фон Витте и его друзей из профранцузской партии...
- Значит, Вы думаете, что Ники затеял контригру против своих зарвавшихся старших дядюшек? Из элементарного опасения потерять трон?
- Осмелюсь предположить, что не только это, Ваше величество. Тут, на мой взгляд, просматривается некая более сложная, преследующая несколько целей, многоходовка. Но, конечно, декларировал равенство всех перед законом он неспроста...
- Так... получается, что Вы не усматриваете явных угроз от всего этого шапито нашим планам относительно стратегического сближения с Россией?
- Наоборот. Считаю, что в этих условиях решение Вашего величества о немедленном посещении Петербурга для демонстрации царю Николаю Вашей решительной поддержки - чрезвычайно своевременный, воистину мудрый и важнейший для будущего Германской империи политический шаг.
- Готовы ли вы поспорить с этим мнением, господа адмиралы? Нет?
Ну, если так, то нам остается только подождать беднягу Бюлова, и после того как он признает безупречность логики статс-секретаря, может ползти в койку. Ни Рихтгофену, ни Гольштейну, надобности телеграфировать нет. Через несколько часов мы будем у Даго. Если обещанный Дубасовым "Ермак" встретит вовремя, войдем во льды Финского залива, и качать перестанет. Там наш страдалец-канцлер и получит свое заслуженное избавление.
Конечно, мы с вами знаем, господа, что у многих наших генералов обязательно будет особое мнение по этому вопросу. Если не по существу, то хотя бы из-за их духа противоречия морякам. Но решать-то нужно было быстро, не так ли? И с этим ничего уже не поделаешь. Мы идем в Санкт-Петербург! - Вильгельм многозначительно подмигнул Тирпицу, - Кстати, это очень хорошо. Когда тебя ПРАВИЛЬНО понимают...
***
Три дня. Вернее, трое суток. Много это, или мало, когда в ворох запланированных и уже расписанных по часам дел, внезапно вклинивается некая сверхзадача, которую, кровь из носу, а выполнить нужно? Наверное, у многих из нас случались подобные моменты. На таких неожиданных вводных, жизнь и проверяет на способность держать удар отдельные личности или целые коллективы. А случается, - даже целые народы...
"Кайзеровский десант", вернее авральная подготовка к нему, и стала тем самым форс-мажором, на котором сдавала этапный экзамен, "отрихтованная" Императором при помощи "гостей из будущего", система государственного управления в высшем ее звене. Сдавала подобно воинской части, внезапно поднятой командованием по тревоге, и в условиях, приближенных к боевым, проходящей суровую проверку на прочность. В смысле адекватности и быстроты профессиональной реакции, стрессоустойчивости и готовности личного состава к авральной командной работе на заданный результат.
"Рихтовка" эта, внешне почти не заметная, но качественно изменившая систему принятия важнейших государственных решений, стала главным следствием многочасовых бесед Государя с Банщиковым. Пытливо вникая в подробности истории мира будущего, а затем, в одиночестве, размышляя над рассказами и пояснениями собеседника, Николай твердо уяснил для себя четыре истины. Поначалу весьма неприятные для него, но которые мало было "прочитать, понять и выучить". Хозяину земли русской пришлось немедленно применять их к практике своей трудовой деятельности, сиречь - царствования. Рискуя при этом, как минимум, яростными склоками едва ли не с большей половиной Романовского семейства, а как максимум, - внезапной встречей с "апоплексической табакеркой"... Истины эти были следующими:
Во-первых, царь - он тоже человек, с присущими ему слабостями и недостатками, и упрямая убежденность самодержца в божественной сущности его интуиции и душевных порывов может стать причиной катастроф как для него лично, так и для всей державы. Ему, как и любому смертному, свойственно ошибаться. Тем более, что нерешительность при рассмотрении серьезных вопросов, он за собой замечал сам.
Отсюда проистекал и подмеченный потомками "эффект крайней аудиенции", когда Николаю случалось внезапно менять принятое решение под влиянием доводов чиновника или родственника, последним высказывающего ему свои аргументы наедине. Именно так он, по словам Вадима, пришел и к отправке эскадры Рожественского на Цусимскую Голгофу, и к отказу от договора с кайзером у Бьерке, и к всеобщей мобилизации из-за Сербского кризиса, спровоцировавшей Вильгельма на начало войны против России...
Во-вторых, покрутившись год в совершенно ином ритме, чем предыдущие десять лет, он вынужден был согласиться с тем, что одному человеку с должным вниманием и качеством одновременно рассматривать вопросы типа "объявления войны Англии" и "назначения пенсии вдове погибшего на пожаре купеческих складов урюпинского брандмейстера", просто невозможно физически. Вдобавок, при условии, что абсолютно вся входящая переписка, без предварительного разбора или сортировки, сразу ложилась ему на стол. Как это было год назад, до появления Банщикова, который начал сортировать для него входящие документы флотской тематики, отделяя зерна от плевел.
Однако существенно ситуацию это не улучшило, особенно с учетом передислокации в Иркутск Безобразова с его секретариатом Особого комитета по делам Дальнего Востока. Война и внутриполитические проблемы породили резкое увеличение потока документов на Высочайшее имя. Поэтому уже в июне Николаю пришлось расширить полномочия его Собственной Канцелярии под управлением Танеева, сделав ее хоть отдаленно похожей на "Администрацию главы государства", как это называлось в мире Вадима. Теперь не только награждения и благотворительность, но и ворох мелких дел, таких, как, например, ответы на приветственные адреса или мелкие личные прошения, начали "закрывать" ее чиновники. Подавая "наверх" лишь недельную сводку-доклад о проделанной текущей работе. Это же относилось и к Канцелярии министерства Двора при ведении рутинной "переписки вежливости" с его коллегами-монархами.
Конечно, всех проблем и это не решило. А поскольку опыт работы по флотским делам, с Банщиковым в роли секретаря-референта, Николай оценил положительно, уже к августу он дозрел до того, чтобы его "расширить и углубить". Для своевременной подачи на рассмотрение Государю действительно важных документов, подготовки к принятию по ним оперативных решений с привлечением членов Кабмина и экспертов, контроля их исполнения и ведения закрытого делопроизводства, им было решено собрать небольшую группу самых близких и доверенных помощников. Говоря точнее - секретариат. А еще точнее - Собственный Кабинет Е.И.В..
Не совещательный "кружок друзей по интересам", а именно, - рабочий орган. По своему весу и значению стоящий лично для него выше, чем Премьер со всем Кабмином. Выше даже, чем для Вильгельма вся система из его нескольких Кабинетов, фактически дублирующих собой министерские структуры, созданная им в Германии. Кузен пошел на это не от хорошей жизни, ибо вынужден был таким образом искать рычаги влияния более надежные, чем подотчетные Рейхстагу по конституции статс-секретариаты. Но в России ничего подобного "ответственному министерству" Николай допускать не собирался.
Для себя он определился с персоналиями сотрудников своего "Аппарата" к осени. Но для оформления задуманного де юре, хотелось дождаться возвращения с войны брата. Итак, пока их будет трое. Глава Кабинета - исполнительный секретарь: Великая княгиня Ольга. Теперь "доступ к телу" Императора и его рабочий график - исключительно в ее компетенции. Плюс, два человека - "по направлениям". Военный секретарь: Великий князь Михаил. И, конечно же, военно-морской секретарь... Выскочка, царев фаворит, божественный посланец, еще чей-то там любовник и прочая, прочая, прочая... Михаил Лаврентьевич Банщиков.