Во время их третьей встречи Чакробон неожиданно пригласил ее в Мариинку на балет, где ожидалось присутствие императорской четы. Но Екатерина была вынуждена вежливо отказаться, заявив пораженному воздыхателю, - а в том, что интерес у молодого человека к ней явно не мимолетный, она уже разобралась, - что послезавтра уезжает на театр военных действий, в Мукден. И поэтому, с сожалением, не может принять столь лестного для себя предложения. По уважительной причине, как она смеет надеяться.
Перед расставанием, несмотря на то, что за Чакробоном, как, собственно, и почти за каждым молодым лейб-гвардейским гусарским офицером, давно закрепилась репутация повесы и лавеласа, ждать его писем и отвечать на них, Екатерина не отказалась. Что-то особенное разглядела она в глубине этих темных, раскосых глаз...
Катя не знала еще, как будет упрашивать Государя безутешный принц отпустить его в Маньчжурию с полком гусар Ольги Александровны, какие письма напишет Великому князю Михаилу, умоляя его вызвать к себе хоть адъютантом, или хотя бы обеспечить санпоезду Екатерины минимальный риск во время боевых операций. Как добьется такого обещания от военного министра Сахарова.
Но человек предпологает, а господь - располагает. Во время Первого Ляоянского чистилища уже никто в Мукдене не думал, кого и где нужно особенно беречь... Враг наступал и дрался отчаянно, не считаясь с потерями. Наши - стояли насмерть. Раненых нужно было вытаскивать из-под пуль, шимоз и шрапнелей. Раненых нужно было вывозить. Раненые шли потоком. И русские и японцы...
***
И вот, наконец, пришел этот день! Все позади. Война, кровь, слезы... Смерть последних двух воинов в их эшелоне - поручика и флотского кавторанга - тех, кого все-таки, костлявая отняла, кого они не смогли довезти...
ЕГО она уже видела, они даже успели обменяться взглядами. Он - в свите Великого князя Сергея Александровича и его супруги Елисаветы Федоровны, которые вместе с высоким и дородным старшим братом генерал-губернатора Первопрестольной, генерал-адмиралом Алексеем Александровичем, ожидали прибывающих на перроне. Государыни вдовствующей Императрицы Марии Федоровны, под чьим патронажем формировался их санитарный поезд, среди встречающих не оказалось. Похоже, что слухи о ее болезни, находили свое подтверждение.
Стоят вдоль платформы караулом гвардейцы с примкнутыми, сверкающими на Солнце штыками, где-то подальше, в стороне вокзала, играет марши духовой оркестр, толпятся почетные гости и встречающие родные. Брата Мишеньки не видно.
Но, все равно, - пока суета. Нужно передать пациентов на попечение представителей лучших столичных лечебных заведений и родственников раненых, оформить бумаги. Потом отчитаться перед начальником поезда, получить разрешение, проститься со всеми врачами и девочками, условиться о встрече с подругами Верочкой Гаршиной и Раечкой Белой, забрать вещи... и на какое-то время - свобода!!! И он - ее маленький принц...
Она торопливо проходила мимо великокняжеской свиты обратно в сторону своего вагона - молоденький лейтенант с "Аскольда" в спешке встречи с родителями умудрился забыть не только костыль, но и свой наградной серебряный портсигар - когда внезапно натолкнулась на этот взгляд...
"Сестра милосердия. Она - не из наших. Одна? Никого не встречает? И почему-то муфточка на руках? И этот решительный шаг, прямо к Сергею Александровичу. И к ЕЕ принцу... "Браунинг"!? Ах ты, СУКА!!!"
Она не слышала хлопков пистолетных выстрелов, не чувствовала, как пули входят в тело. Только толчки. В висках гудело и ухало много сильнее. Как сквозь вату издалека - крики и шум... небо покачнулось... и последнее, что врезалось в память: с каким-то сладострастным, первобытным чувством удовлетворения, изо-всех безумных сил, кулак впечатывается прямо между этих ненавистных глаз!..
Все остальное: арест лишившейся чувств террористки; ее собственный путь до операционного стола, сначала на руках Чакробона и Великого князя, зажимавшего ей раны в боку и на плече; шок у всех окружающих, когда пришло известие о том, что в бюстгальтере у покушавшейся было аккуратно зашито несколько фунтов взрывчатки, способной уложить на месте человек двадцать вокруг, и что девица-убийца не смогла привести адскую машину в действие лишь по причине шока и обморока, отягченного переломом носа...
Все это Катя узнала спустя четыре дня. Два из которых, она находилась между жизнью и смертью.
***
Верочка, грациозно соскользнула с постели, на ципочках подбежала к зашторенному окну, и осторожно выглянув в щелочку между между тюлем и бархатом, на пару секунд замерла, округлив глаза от изумления. После чего эмоционально всплеснув руками, возбужденно затараторила:
- Вась! Васенька. Просыпайся же скорей!
Нет... ну, ты посмотри только! САМ Государь - Регент пожаловал, да не один, а еще и со своими офицерами. Просыпайся, давай! Точно ведь, - по твою душу...
А мы только к Катюше съездить сегодня собрались. И что в такую рань, воскресенье же? Господи, а нам и встретить таких гостей нечем. Что делать-то будем, а Вась?
- Верунчик, не суетись... встаю уже. Который час, кстати?
- На часы-то посмотри, скоро половина девятого...
- Угу... ох, счастье мое, с добрым утом. Солнышко мое рыженькое... - Василий начал выбираться из кровати.
- Не подлизывайся, соня. И хватит на меня пялиться уже! Царь у ворот!
- Во-первых, я тебя люблю. Ни фига он не царь, это - во-вторых. А в-третьих, "двое из ларца" и их бойкие женушки на такие случаи специально мной проинструктированы. Так что Мишаню внизу у дверей никто мариновать не будет, не волнуйся, душенька. Чаю с дорожки - точно предложат, - рассмеялся Василий, потянувшись и запахивая халат, - Я сейчас быстренько облачусь и спущусь к нему, а ты, давай, спокойно приводи себя в порядок и приходи, амазоночка моя.
- Ой, бестыжий, - Верочка кокетливо ойкнула, прикрывая полуобнаженную грудь...
Между тем Василий был вовсе не столь благодушен, как можно было подумать.
"Так... если наш местоблюститель трона прискакал в воскресенье ни свет, ни заря, значит, что-то стряслось занятное. Не было печали.
Мало мне того, что сегодня Веру придется огорчать послезавтрашним отъездом в командировку. На целый месяц почти. А тут, наверняка, еще какая-нибудь новая вводная наклевывается. Это в наше время мотнуться в Лондон "туда и обратно" было делом полутора суток, если со всеми авиационными формальностями, а не спецбортом. Здесь же темпы перемещения тушки в пространстве пока несколько иные".
***
То, что Михаил Александрович Романов вернулся с войны другим человеком, в столичном высшем свете осознали достаточно быстро. Вместо излишне самокритичного, страшащегося любых "общественных нагрузок", доверчивого и шалопаистого добряка, в чем-то удивительно похожего на собственного отца в его юные годы, перед родней и свитскими предстал вполне цельный, возмужавший и уверенный в себе человек, имеющий собственное мнение даже по таким вопросам, которые раньше всегда старался обходить в разговорах стороной.
Мало того, Михаил теперь ни перед кем не "сдавал", не тушевался, и мнение свое готов был отстаивать в любых спорах и с любыми авторитетами. Причем спокойно и рассудительно, без мешающих логике горячных эмоций. Только эти обычные реакции неглупого человека, не раз и не два смотревшего смерти в глаза, для некоторых его прежних знакомых оказалось явным откровением. Однако, привыкать к необходимости воспринимать младшего брата Императора всерьез, приходилось теперь всем. И его многочисленной родне в первую очередь, начиная с матери и дядюшек.