Выбрать главу

   Что же до Ваших страхов за личную жизнь. Одно могу посоветовать: не спешите. Не знаете, что делать? Ничего не делайте. Время само все по местам расставит. Ведь сына своего, когда увидели, - сразу признали, разве не так? - Николай лукаво усмехнулся в усы, - Ну, а на крайний случай, развод я Вам разрешаю. Никто обижен не будет, если что. Не та это проблема.

   И пойдемте в салон, пожалуй. Мне очень захотелось кофе с коньяком. Да погорячее.

  ***

   Позади остался заснеженный Байкал. В тот же день проследовали Верхнеудинск, с его бросающейся в глаза средневековой, экзотической азиатскостью. Еще и подчеркнутой, вдобавок, сценами встречи Императора с буддистским Первосвященником - Далай-Ламой, его наставником и другом Агваном Доржиевым, а также с находившимся при них Петром Бадмаевым. О встрече этой, как оказалось, заранее попросил царя наместник Алексеев.

   Итоги полуторачасового разговора Николая II с духовным лидером буддистского мира и формальным - Тибета, обещали стать крупнокалиберной информационной бомбой. Во всяком случае, по реакции некоторых германских гостей, это можно было с легкостью угадать. Грядущий переезд Далай-Ламы из Урги в Верхнеудинск - уже что-то с чем-то! А согласие Николая, пусть пока на "негласное", но покровительство Тибету, - это уже ход тяжелой фигурой в "Большой игре" с англичанами.

   Только Петровичу все эти Тибеты, Непалы, Ламы, "буддисты, ламаисты и прочие кришнаиты", равно как и проблемы взаимоотношений религиозных конфессий вообще, были, что говорится, "до лампочки". Ну, вот, не интересовало его это, и все! Что там, в нашем времени, что здесь. Поприсутствовав на протокольной части сего мероприятия в качестве "мебели в эполетах", он был откровенно счастлив, когда Государь милостиво отпустил всех, кто не был нужен для конфиденциальной концовки разговора с тибетцами.

   Как оказалось, в этом вопросе с Петровичем был абсолютно солидарен и морской министр Дубасов, который, слегка поостыв после памятного разговора на повышеных тонах за штруделем, смирился с неизбежностью: придется теперь и продажей кораблей заниматься, и впредь работать с взбалмошным сумасбродом Рудневым в качестве начальника МТК. Против воли самодержца не попрешь.

   Воспользовавшись моментом их совпадения хоть в какой-то "мелочи", откланиваясь, он попросил Петровича о беседе с глазу на глаз следующим утром...

   Столицу Забайкальского края Читу, со всеми ее казаками, путейцами, ухватистыми господами-золотопромышленниками и прочим разночинным людом в количестве 63-х тысяч, императорский поезд миновал затемно. Накануне было решено, что лучше уделить читинцам побольше времени на обратном пути, чем начинать карабкаться на Хинган ночью, да еще в дождь со снегом: погода вновь начала портиться...

   До входных стрелок станции Хайлар оставалось еще три-четыре часа ходу, когда решительный стук в дверь возвестил о приходе званого гостя. Дубасов был пунктуален. Ровно девять тридцать. Минута в минуту. Уже с порога выяснилось - прибыл гость не пустым, а с бутылкой прекрасного старого гаванского рома, но не в смысле "тут же ее и приговорить за тесное знакомство", а в качестве презента и предложения использовать часть ее содержимого для утренних "адвокатов". У старого морского волка были свои устоявшиеся вкусы. Отказывать было неудобно.

   - Ну как, любезный Всеволод Федорович? Оценили мое произведение искусства? - улыбнулся седой как лунь Дубасов, - Это я от североамериканцев воспринял. Иногда даже и от янки можно что-нибуть дельное поиметь. Кстати, чай всенепременно должен быть черный и очень крепкий. И опыт показывает, в идеале, - цейлонский. Любую усталость и сон - как рукой снимает. Да-с...

   - Да, любезный Федор Васильевич, рецептик знатный, должен сказать. Спасибо! Возьму на вооружение. Кстати, источник сего дивного напитка не подсоветуете?

   - Мне принес американский агент в Питере. Как-то я невзначай обмолвился, а он и запомнил, - Дубасов негромко рассмеялся, - Понятливый кавторанг оказался.

   - Янки, по большей части, народ смекалистый. Иначе вряд-ли так быстро поднялись бы. Под тупых сельских дурачков они только "косят", когда выгодно. А за наводочку - спасибо. Учту. Так с чем пожаловали, кроме рома? Давайте уж прямо, без экивоков.

   - Прямо, так прямо. Да и то верно - что попусту время терять? Обдумал я, Всеволод Федорович, Вашу идею с продажей за границу наших больших пароходов. Тщательно обдумал. И вот что по сему поводу должен сказать.

   Во-первых, как мне представляется, Вы, выходя к Государю с таким предложением, несомненно, все тщательно продумали и взвесили. Не так ли?

   - Конечно.

   - И понимали, значит, что уменьшая сейчас нашу морскую силу, потенциально на ту же самую величину усиливаете наших противников? Ведь пример, как дважды за эту войну нам господа латиноамериканцы подгадили, первый раз с "гальюнами", а второй раз - с целой эскадрой, перед глазами у всех.

   - Учитывал, безусловно. И эту их пикантную особенность, - улыбнулся Руднев.

   - Значит, предлагая сие, Вы были уверены, что в ближайшие годы новая война нам никоим образом не угрожает. В противном случае, простите, мне пришлось бы подумать зело дурно-с о Ваших умственных способностях. Что в свете последних событий - есть нелепица несусветная.

   Вот и гложит меня вопрос: так почему Вы столь твердокаменно убеждены, что в ближайшие лет десять нам по-крупному ни с кем не воевать? - пронзительные, светлые глаза-буравчики морского министра, буквально впились в лицо Руднева.

   - В ближайшие лет десять? Нет. Никоим образом не убежден-с...

   - Да? И как же тогда, простите... - брови Дубасова медленно ползли вверх, а взгляд выражал полное недоумение.

   - Федор Васильевич, Вы ведь сами сказали - десять лет. Я же уверен за пять-шесть. Не более. Нет у нас с Вами десяти лет на реформирование флота. А у Государя нет их на все прочие им задуманные реформы. Не дадут их нам англосаксы. Поэтому эти пять-шесть годков нам с Вами, да и не только нам, предстоит пахать как проклятым, если мы хотим успеть заскочить в последний вагон отходящего поезда. Ибо предчувствие, что десятилетие мира и спокойствия нам судьбой не отпущено, в очередной раз, полагаю, Вас не подводит. И в этом я с Вами полностью солидарен...

   Петрович хорошо помнил, каким внезапным откровением для него, с юношеским максимализмом считавшего, что во время Русско-японской войны и непосредственно перед ней все наши адмиралы и генералы кроме Макарова и Кондратенко были сплошь тупыми, серыми посредственностями, стала журнальная статья о деятельности Дубасова. О том, как бился умудренный сединами моряк-воин в годы, предшествующие схватке с самураями, за нашу правильную подготовку к ней, за грамотную расстановку сил.

   Будучи начальником Тихоокеанской эскадры в год занятия Россией Порт-Артура, Федор Васильевич писал непосредственно Государю:

   "Мы вступаем на путь, с которого нет поворота. Не хочу быть пророком, но думаю, это неизбежно вовлечет нас в большие затруднения. Во всяком случае, это может связать наши руки именно в ту минуту, когда явится необходимость предпринять решительный  шаг в деле решения Корейского вопроса. И это заставляет меня еще раз опасаться, что мы можем совершенно проиграть это дело... Артур и Талиенван нераздельно связаны между собой и, чтобы сохранить за Артуром его стратегическое значение, необходимо решиться почти удвоить финансовые затраты, широко распространив их и на Талиенван...

   Как база для морских сил Порт-Артур совершенно не отвечает требованиям"...

   Более того, Дубасов предлагал вообще не занимать Ляодунского полуострова. Он считал, что оптимальным пунктом для базы ТОФа и порта может стать Мозампо на юге Кореи. Вот строки из его телеграфного рапорта на Высочайшее имя:

   "Занятие нами архипелага Коргодо с портом Мозампо, только что мною подробно осмотренным, вполне разрешает вопрос стратегического упрочения России на берегах Великого океана. Это даст нам базу, господствующую над сообщением Кореи с Северным Китаем и Японией... Могу вполне их занять и удержать, минировав второстепенные проходы и защищая эскадрой главные..."