С краской, в итоге, пришлось принимать соломоново решение: уходящие на далекую Балтику корабли, зачисленные в эскадру адмирала Безобразова, перекрашивались в российский "стандарт" заграничного плавания: белые борт, надстройки и мачты, желтые вентиляционные дефлекторы и дымовые трубы. Последние - с черным верхом, как и стеньги. Стандартные "викторианские" ливреи над черными бортами, усилиями сотен радостных китайских и корейских "манз", которых заработок за малярный аврал вполне устраивал, натягивали на себя огромные вспомогательные крейсера-лайнеры. Остальные корабли Тихоокеанского флота подкрашивались и чинились, оставшись при этом в темно-шаровом, боевом цвете.
На многих из них, еще не завершивших восстановительного ремонта, заделывали деревянными щитами и пробками пробоины. Кое-где брусьями забирали, конопатили и закрашивали "провалы" сбитых броневых плит, срубали исковерканные фальшборты и коечные сетки, на времянку латали посеченные трубы: марафет должно было навести.
Почти все иностранцы пришли в "белых фраках с иголочки": и немецкая Азиатская крейсерская эскадра, и североамериканский отряд из трех броненосцев и двух крейсеров адмирала Уинфилда Скотта Шлея. Компанию им составляли оба больших французских бронепалубных крейсера и австро-венгерский броненосный. Лишь одинокая итальянская малышка "Эльба" смотрелась на их фоне "черной Золушкой".
Свободно разместить весь этот флот в Золотом Роге не получалось никак. Поэтому было решено, что две парадных линии больших кораблей встанут способом "Фертоинг" в Босфоре Восточном. Главная линия, российская, вытянулась от бухты Диомид почти до острова Скрыплева, без малого на четыре мили. Вдвое более короткую линию ностранцев поставили "уступом", первыми разместив германцев. Причем, флагманский их броненосный крейсер "Фридрих Карл" под флагом гросс-адмирала принца Генриха Прусского, стоял практически "борт в борт" с флагманом генерал-адмирала Макарова "Князем Потемкиным-Таврическим", в кильватер которому вытянулись наши самые мощные, новейшие броненосцы. За немцами расположились американцы, французы, итальянка, и уже почти у самого Скрыплева, "Кайзерин унд Кёнигин Мария-Терезия".
"Просвещенные мореплаватели" на русский "праздник жизни" демонстративно не явились. Но, судя по настроениям в кают-компаниях и тостам в береговых кабаках, от их отсутствия никто здесь особо не страдал. Мебель и посуда целее будут. Не пришли во Владивосток и китайцы, хотя имели вполне подходящий для этого случая "эльсвикский" крейсер. Но о "несостоявшихся союзниках" сегодня тоже особо не вспоминали. Тем паче, что для нынешнего китайского "флота" даже банальный переход корабля из одного порта в другой был известной проблемой.
Ровно в девять утра, когда на палубах торжественно украшенных трепещущими на ветру флагами расцвечивания русских кораблей, команды в парадной форме застыли в строю, рупора и громкоговорители возвестили по Флоту Указ Императора. Отныне, в ознаменование славной Шантунгской победы, форменный гюйс наших моряков будет украшать четвертая полоска. Родная сестра Гангутской, Чесменской и Синопской!
Под гул могучего, троекратного ура, вольно катящегося над бухтами Владивостока, Николай Второй и Кронпринц Вильгельм поднялись на открытый командирский мостик выбросившего из обеих широких труб дымные шапки "Беспощадного". Отдав кормовые, истребитель отвалил от Адмиральской пристани, неся под клотиком своей фок-мачты штандарты российского Государя и германского наследника престола. Круто развернулся вглубь бухты и, вздымая форштевнем пенный бурун, набрав ход, двинулся в сторону "рысаков" Егорьева, стоящих со своими торпедными катерами на борту в едином строю с лайнерами Гвардейского экспедиционного корпуса.
И вот уже рыкнули первыми клубами порохового дыма салютные пушки на борту "Риона". Императорский смотр Тихоокеанского флота начался.
Конечно, посетить сегодня все стоящие в парадном ордере корабли, как наши, так и иностранные, для августейших особ не было никакой физической возможности. Поэтому такой чести среди тех из них, кто стоял на бочках и кормовых якорях в Золотом Роге, были удостоены лишь четыре. "Рион", на котором Императора и Кронпринца встречали контр-адмирал Егорьев со своим штабом и каперанг Плотто с командирами торпедных катеров. Героический "Мономах", командиру которого Николай собственноручно, перед строем, вручил кормовой Георгиевский флаг, заслуженный крейсером-ветераном у мыса Шантунг. Флагман Великого князя Александра Михайловича крейсер-яхта "Светлана", стоящий под парами почти у самого выхода из Золотого Рога. И, конечно же, самый любимый корабль Императора - броненосный крейсер "Память Азова". Причем двум последним кораблям предстояла сегодня особая роль...
По ходу действа, проходя мимо стоящих в парадном строю крейсеров-лайнеров, истребителей, минных крейсеров и миноносцев, "Амура", "Камчатки" и нескольких БЭТСов, Император приветствовал и поздравлял их экипажи через громкоговорители, а в ответ ему неслось с палуб и мачт троекратное, раскатистое "Урр-р-а-а-а...", грохотали салютные залпы, взмывали ввысь ракеты фейрверков...
На "Светлане" собрались все почетные "цивильные" гости Смотр Парада. Здесь были российские и немецкие аристократы, предприниматели, банкиры, инженеры. Здесь был собран Владивостокский городской бомонд, здесь также находились и специально, по требованию царя приглашенные иноверцы, подданные русской короны, которых Николай пожелал видеть и лично вручить награды. Среди них были, например, купцы Гинцбург и Тифонтай, известный столичный врачеватель Бадмаев, еще несколько отметившихся своими активными пророссийскими деяниями бизнесменов - китайцев и корейцев.
Потратив на общение с гостями и экипажем "Светланы" на сорок минут больше, чем это было запланировано изначальным графиком, Государь и Кронпринц вместе с сопровождающими их с самого начала Смотр-парада адмиралом Дубасовым, вице-адмиралами Ломеном, Бирилевым и Тирпицем, прибыли на "Память Азова".
Там их с нетерпением ожидали наместник генерал-адмирал Алексеев, адмирал Безобразов, его однофамилец и дальний родственник статс-секретарь, князь Эспер Ухтомский, многочисленные наши и немецкие высокопоставленные моряки и армейцы, - все те, кому ныне по службе не довелось быть встречающей стороной на корабельных мостиках, а также журналисты и кинооператоры.
Как только истребитель отвалил, на топы стенег крейсера взлетели штандарты высочайших особ, и "Память Азова", а за ним "Светлана", немедленно снялись с якорей, и в сопровождении "Беспощадного" двинулись к проливу. Туда, где вскоре предстояло развернуться второй части грандиозного военно-морского спектакля.
***
- Мистер Лондон, Джек... - адмирал Шлей, оторвавшись от беседы с офицерами "Висконсина" и своего штаба, окликнул засмотревшегося на монолитный серо-стальной строй русских эскадренных броненосцев писателя и журналиста.
- К Вашим услугам, адмирал.
- Хотелось бы с Вами переговорить накоротке, кое о чем. Не возражаете? Но - не для бумаги, конечно.
- Без проблем. Можете на меня полностью положиться.
- О'кэй. Я вижу, человек Вы вполне серьезный. И хоть молоды, много интересного повидали на веку. Так что, давайте без формальностей, хорошо?
- Буду искренне рад этому, уважаемый мистер Уинфилд.
- Давайте-ка, без "мистеров", - старый морской волк улыбнулся обезоруживающей собеседника улыбкой, - После того, как моя племянница окрестила своего псенка Бэком и заставила меня прочесть пару Ваших последних книжек, хотелось бы поговорить с Вами по-простому, по-приятельски. Конечно, я не поклонник социалистических идей. Это Вы, скорее всего, знаете. Но лично Вас я, ни от чего отговаривать не буду. Это - чисто Ваше дело. У меня к Вам интерес совсем иного рода.