– Миссис Уинтерс, – заговорила Кларисса ледяным тоном: так госпожа разговаривает с провинившейся служанкой, – я полагала, что вы используете это время для того, чтобы заниматься музыкой с моими детьми.
– Занятия окончены, мадам, – ответила Кэтрин, резонно подумав, что так можно говорить с человеком, которому платят огромные деньги.
Она ни за что не стала бы объясняться, чтобы восстановить справедливость. Кэтрин неизменно была любезна и уважительна с миссис Адамс, но никогда не лебезила перед ней. Не держалась подобострастно, как преподобный Ловеринг, положение которого определяется покровительством мистера Адамса.
– Это мы с Дафной помешали занятиям, явившись, когда урок еще не кончился, Кларисса, – проговорил лорд Роули раздраженно. – Дети сыграли для нас то, что они выучили, по крайней мере Джулиана. Не думаю, что Уильяму удастся разучить что-нибудь вообще. Дафна отвела их в детскую. Я же остался, чтобы поговорить о погоде с миссис Уинтерс. Это было нехорошо с моей стороны… Я знаю, – продолжал Роули все с тем же надменным лицом, – что Клод не возражает, чтобы миссис Уинтерс немного поиграла после занятий с детьми. Я этому помешал. Прошу прощения, мадам. – И он отвесил Кэтрин низкий поклон.
Кэтрин заметила, что глаза миссис Адамс блеснули как сталь. Хотя она тут же мило улыбнулась и взяла деверя под руку.
– Я уверена, что миссис Уинтерс польщена вашим вниманием, Роули, – произнесла она. – Эллен хочется посмотреть на новорожденных щенят, – это там, на конюшне. Почти все мужчины играют в бильярд. Мне бы не хотелось, чтобы она находилась одна среди конюхов. Вы проводите ее?
– Сочту за удовольствие, Кларисса, – сказал он, скривив губы в непонятной гримасе – то ли от раздражения, то ли радуясь возможности развлечь Эллен. Но тут же Кэтрин вспомнила, как он недавно говорил о почти принудительной обязанности ухаживания за особой, за которой ему вовсе не хочется ухаживать.
Прекрасно. Хорошо, что его заставляют делать нечто такое, чего ему не хочется. Пусть понаслаждается беспомощностью существа, пойманного в ловушку.
– Всего хорошего, миссис Уинтерс. – Миссис Адамс кивнула Кэтрин с милостивым видом, словно отпуская горничную.
– Мы оставляем вас, мадам, наедине с вашей музыкой, – добавил лорд Роули, еще раз кланяясь ей и окидывая оценивающим взглядом от макушки до кончиков туфель.
Играть она уже не могла. Руки дрожали, а сердце билось так, словно ее застали за каким-то ужасно неприличным деянием. Ее глубоко возмущало то, что это чувство вызвал он. Да еще и возбудил подозрения у миссис Адамс. Он через пару недель уедет, а ей здесь жить и жить.
Кэтрин встала, застегнула плащ, завязала под подбородком ленты шляпки и вдруг поняла, что вовсе не огорчена. По крайней мере она увиделась с ним еще раз после вчерашнего. Больше того, она с ним поговорила. Теперь это позади – первая неловкая встреча после растерянности и унижения, пережитых вчера вечером. Дальше будет легче.
"Как, должно быть, скучна ваша жизнь, миссис Уинтерс”.
Кэтрин снова услышала его голос – скучающий, оскорбительный, сообщивший ей, что у нее за жизнь. Словно ему все о ней известно. Да ничего он о ней не знает! И не узнает никогда.
Она торопливо вышла через балконную дверь и вскоре зашагала по подъездной аллее, направляясь в деревню. Как смеет он судить о ее жизни?
Знает ли он что-нибудь о ней? О ее борьбе, муках и сердечной боли? О страданиях? О том, как ей удалось обрести наконец спокойную жизнь? И скуку…
Эта скука далась ей нелегко.
И она безоговорочно предпочла ее прежней жизни. А он судил о ней, точно обвиняя. С презрением. Как, должно быть, скучна ваша жизнь, миссис Уинтерс. Она настойчиво принялась думать о доме – о своем драгоценном маленьком коттедже – и о Тоби, который, протомясь все утро в одиночестве, просто лопается от накопившейся энергии. Они отправятся сегодня на прогулку. Пусть жизнь ее и скучна, но это ее жизнь, о чем она ему и сообщила. И ничего иного не скажет.
Скука ее вполне устраивает.
Вторую половину утра виконт провел с Эллен Хадсон, испортив ей удовольствие от созерцания щенят. В общем-то он вовсе не собирался делать этого. И, проводив ее до конюшни, честно слонялся поодаль, покуда она, наклонясь над щенками, доставала их одного за другим и сюсюкала с ними. Но он чувствовал, что ей неловко – неловко от сознания того, как ему скучно, стыдно, что он смеется над ее восторгами.
Это были щенки терьера. Ясно теперь, откуда взялся свирепый Тоби.
Роули ничего не имел против щенков. И готов был признать, что это симпатичные малыши – маленькие и толстые, с короткими, похожими на обрубки лапами и вздернутыми носиками. Он даже взял одного щенка, подержал его на ладони и погладил за ушками.
Но он сознавал, что Эллен без него чувствовала бы себя куда счастливее и спокойнее. Это раздражало его, но он обязан был слоняться поодаль, чтобы пылкие конюхи поостереглись бросать на барышню похотливые взгляды. Затем он должен был предложить ей опереться на его руку – по дороге к дому.
Когда все собрались на ленч, он решил, что на сегодня достаточно выстрадал в качестве жертвы целенаправленных атак свахи. После ленча Кларисса задумала прогулку, чтобы не упустить прекрасную погоду. К счастью – к величайшему счастью, – Клод не мог принять в ней участие, поскольку некий арендатор, живший довольно далеко, посетил его не так давно и теперь Клод счел себя обязанным нанести ему ответный визит.
Виконт Роули решил, что должен сопровождать брата.
– Мы так мало виделись за эти дни, – объяснял он с" улыбкой явно разочарованной Клариссе. – Но связь, существующая между нами, не ослабевает. Понятно, ведь мы с братом близнецы.
– Не стоило говорить такие вещи Клариссе, – сказал Клод чуть позже, когда братья выехали из конюшен. – Она всегда немного ревновала меня к тебе, Рекс. Когда ты был в Испании, а потом в Бельгии, я так тревожился, что едва не заболел. Это всегда случалось со мной накануне сообщений о том, что с тобой произошло что-то нехорошее. Например, когда тебя без сознания вынесли с поля битвы – от потери крови после ранения. Я знал об этом, клянусь тебе, задолго до того, как мы получили письмо с подтверждением о беде. Кларисса, впрочем, до сих пор считает, что все это чепуха.
– На Пиренеях меня вдруг охватило страшное беспокойство, – проговорил виконт. – Как видишь, эта связь двусторонняя. Я решил, что, наверное, что-то случилось с младенцем или с Клариссой. Это было примерно за месяц до рождения Джулианы, верно?
– Случай на охоте? – спросил брат. – Почти день в день. Когда родилась Джулиана, я все еще ходил на костылях.
Как хорошо побыть наедине друг с другом! Братья быстро покончили с делом у арендатора, но домой не торопились. Они говорили обо всем и обо всех, как было у них заведено. Порой замолкали, когда разговор иссякал. Лорд Роули чувствовал, что брат рад его возвращению домой. Он это просто видел, и ему не нужны были словесные объяснения, что затянувшиеся зимние визиты и жизнь вне дома были данью Клариссе. Хотя в их супружестве она ни в коем случае не правила бал. Клод с женой каким-то образом построили свои отношения на принципе “ты – мне, я – тебе”.
– Тебя что-то тревожит, – заметил брат после одной из пауз. – Не хочешь ли рассказать мне о чем-то?
– Тревожит? Меня? – несколько удивленно переспросил виконт. – Наша поездка доставляет мне такое удовольствие! И посещение арендатора тоже.
– Ты будешь проводить сезон в Лондоне? – спросил Клод.
Лорд Роули пожал плечами:
– Возможно. Поздней весной в Лондоне очень хорошо. А может быть, – добавил он, – и не буду.
– Мисс Эккерт приедет в Лондон, – сообщил Клод. Это было утверждение, а не вопрос.
– Что мне до нее?
– Ты был сильно увлечен ею, – сказал Клод. – Ведь мы с тобой, Рекс, одинаково верили в верную любовь, в романтические чувства. Если бы ты не купил офицерский патент и не отправился воевать на несколько лет, ты женился бы так же рано, как и я. Но ты получил серьезную травму. Я говорю не о твоей уязвленной гордости и даже не о сердце. Были разрушены твои мечты и идеалы, и я об этом очень сожалею'…