Тот поцелуй!
Она болтала с леди Бэрд, сэром Клейтоном и миссис Липтон. И откланялась, как только позволили приличия.
– Миссис Уинтерс, – услышала она надменный и скучающий голос, едва успела отвернуться, – я провожу вас домой, если позволите.
Пройти с ним почти по всей деревне. Мост, дом миссис Доунз, дом пастора и церковь, а потом – всю длинную улицу, пока не покажется коттедж под соломенной крышей на другом ее конце. А на церковном дворе и на дорожке собрались все жители деревни, половина обитателей окрестных мест, господская семья и гости из Боудли-Хауса.
Конечно, ничего особенно примечательного в этом нет. Всю дорогу они будут на виду у всех. Ее и раньше провожали домой из церкви. Предложи ей такое почти любой из здешних мужчин, она не почувствовала бы такого ужасающего смущения и неловкости, как сейчас. Но все же она не могла послушаться своего внутреннего голоса и уверить виконта, что в этом нет никакой надобности. Это могло бы вызвать толки.
– Благодарю вас, – сказала она, прошла впереди него по дорожке и вышла на улицу. Хоть бы он не стал предлагать ей руку. Он и не предложил. Почему же, Господи, он так поступил? Разве непонятно, что она не желает больше иметь с ним дела? Но с чего бы это он мог понять? Во время их последней встречи она позволила ему поцеловать себя. Ей было ужасно стыдно. Она чувствовала, что глаза всех собравшихся в это утро в церкви прихожан устремлены им вслед и что все наверняка знают: они встречались наедине в парке три дня назад и он поцеловал ее.
Слава Богу, в сотый раз подумала она, что Берт Уэллер не видел в парке лорда Роули, после того как заметил ее в то утро.
– Миссис Уинтерс, – сказал лорд Роули, – кажется, я оказал вам плохую услугу.
Плохую услугу? Интересно, о какой именно услуге идет речь?
– Вчера вечером вас не было на обеде, – продолжал он. – Равно как на импровизированном танцевальном вечере в гостиной после обеда, хотя Кларисса явно считает, что неравное количество леди и джентльменов – вещь досадная. Я предположил, что вы впали в немилость и что это моя вина. Я имею в виду случай в музыкальной гостиной.
– Ничего же не произошло, – ответила она, – разве что я довольно дурно сыграла Моцарта, а вы сказали, что удивлены.
– А вы устроили мне замечательный нагоняй, отплатить за который мне не дали времени. Конечно, Кларисса разозлилась, увидев нас вместе. Вы слишком хороши собой, чтобы она могла сохранять душевное спокойствие. Глупо, но этот комплимент ей понравился. – Ей нечего бояться, – сказала Кэтрин, – мисс Хадсон и любая другая леди, которую выберет миссис Адамс, примут вас с распростертыми объятиями, насколько я понимаю. И мне нет до этого никакого дела.
– До меня вам тоже нет никакого дела, – проговорил он, громко вздыхая. – Вы, миссис Уинтерс, ни во что не ставите мужское самолюбие. Почему вы позволили мне поцеловать себя?
– Я не… – начала было она, но тут же прикусила язык.
– Вы остановились на полуслове. Вы собирались произнести какую-то ужасающую ложь. А ведь только что вышли из церкви. Ответьте же на мой вопрос.
– Если и так, – сказала она, – то я тут же пожалела об этом и жалею до сих пор.
– Да, в такое время чувствуешь себя... одиноким, не так ли? Интересно, ощущали вы это так же часто, как я, за последние три дня... и ночи?
– Ни единожды! – ответила Кэтрин, разозлившись.
– За этот ответ я не могу обвинить вас во лжи, верно? – сказал он, искоса взглянув на нее. – Я тоже ощущал это не единожды, миссис Уинтерс. Множество раз – но это еще слабо сказано. Вы, случайно, не передумали по поводу некоего ответа на некий вопрос, который я вам задал?
Они подошли к коттеджу. Кэтрин торопливо вошла в ограду и решительно закрыла калитку за собой.
– Будьте уверены, милорд, что я не передумала, – сказала она, оборачиваясь, чтобы взглянуть на него. Почему это мужчины полагают, будто один поцелуй означает, что ты хочешь и даже жаждешь сдаться?
– Жаль, – отозвался Роули, поджав губы. – Вы пробудили во мне аппетит, миссис Уинтерс, а я терпеть не могу, когда нет пиршества, на котором я мог бы его удовлетворить.
Ярость охватила ее. Ей страшно захотелось протянуть руку над оградой и ударить его по лицу. Она почувствовала бы удовлетворение, увидев красный отпечаток своих пальцев на этом красивом лице. Но мысль о том, что на улице окажется кто-то, обладающий достаточно хорошим зрением, чтобы увидеть это, подавила в, ней стремление к такому удовольствию. И если бы она, резко повернувшись, бросилась к дверям коттеджа с уязвленным видом, это тоже мог кто-либо заметить.
– Я не пиршество, милорд, – сказала она, – и вам никогда не удастся утолить ваш аппетит с моей помощью. Всего хорошего.
И, повернувшись медленно и с достоинством на тот случай, если кто-нибудь с интересом наблюдает за ними, она направилась к двери, за которой Тоби уже пребывал в настоящей истерике.
Она совершила ошибку, оглянувшись, перед тем как войти в дом, и поэтому эффект от ее ухода был подпорчен. Виконт смотрел ей вслед, поджав губы, в глазах его читалось выражение, весьма напоминающее удовольствие. Его все это забавляет, с негодованием подумала она. Он развлекается за ее счет.
Она захлопнула за собой дверь, а потом пожалела, что не может вернуться и проделать все иначе. Люди хлопают дверью, когда они сердиты. А ей следовало бы держаться с ледяным презрением. С таким же, как прозвучала ее последняя фраза.
– Ах, Тоби, – сказала она, задержавшись, чтобы почесать ему животик и превратить щенячью истерику в восторг, – это самый ужасный человек из всех, кого я знала. Это не просто опасный повеса, ему доставляет наслаждение дергать за веревочку, на которую привязана его жертва. А я не жертва, Тоби. И он очень скоро в этом убедится. Лучше бы он переключил свою энергию на какую-нибудь более доступную женщину.
Сложность состояла в том, что, пока они шли по улице, она не раз бросала взгляд на его губы. И вздрагивала, вспоминая, как эти губы прикасались к ней – жаркие, влажные, даже соблазнительные. Ей хотелось еще раз ощутить на своих его губы.
– Нет, – твердо сказала она, идя на кухню вслед за Тоби, – в кресло нельзя.
Тоби вскочил в кресло и принялся устраиваться там со всеми удобствами.
– Самцы! – с отвращением проговорила она, занявшись огнем в очаге. – Все вы одинаковые. Слова “нет” в вашем словаре не существует. Оно для всех вас означает “да”. Как бы мне хотелось – ах, как хотелось! – чтобы можно было вообще прожить без вас.
И Тоби от имени всех самцов тяжело вздохнул и с умильным видом уставился на нее.
Он действительно был вовсе не уверен, что “нет” бесповоротно означает “нет”, когда его произносит миссис Уинтерс. Он с сожалением думал, что, возможно, это так и есть, но все же не был в этом уверен полностью.
"Наверное, это пустая трата времени – преследовать ее и дальше”, – подумал Роули. Но потом понял, что больше ему не на что тратить время. Как и ожидал, он с удовольствием проводил время с Клодом и Дафной; разумеется, общество друзей тоже было весьма приятно. Когда беседы в гостиной становились невыносимо пресными, они всегда могли удалиться втроем и завести разговор, требующий участия хотя бы малой доли их умственных способностей.
Но ему нужны развлечения.
Вряд ли ему удастся переспать с Кэтрин Уинтерс. А жаль! Ему очень хотелось уложить ее в постель. Но даже если это и не получится – у него не было уверенности, что случай безнадежен, – он все-таки получает удовольствие от разговоров с ней, от поддразниваний, от преследований, от того, что она злится, просто от того, что он на нее смотрит.
Конечно, нужно быть осторожным и не скомпрометировать ее. Клод что-то заподозрил, Кларисса – тоже, Нэт и Идеи более чем заподозрили. Не стоит пытаться увидеться с ней снова наедине, рискуя попасться кому-либо на глаза, как это чуть не случилось тогда, на мосту. А Кларисса перестала приглашать ее в дом.