«Москвитяне были бы гораздо праведнее нас, если бы не препятствовал тому раскол наших церквей».
Антонио Поссевино
В самом конце XVI века, в 1581-1582 годах, в последние страшные годы царствования Ивана Грозного, приехал в Москву хитрый иезуит Антонио Поссевино. Он тоже пытался направить русского царя на истинный путь — путь католичества, но неудачно. С подобной миссией приезжали к московитам многие, но никому не удалось преуспеть. Однако не всем так везло, как Поссевино, которому русские не нанесли никакого ущерба, и он живым и здоровым вернулся в Рим. Записки Поссевино найти нетрудно, они издавались с 1582 года не раз.
Барон давно не перечитывал Поссевино, но помнил, что именно он расписал буквально по дням, что следует везти с собой иностранным посольствам, когда они едут в Московию, что говорить, как говорить, во что одеваться, дабы с наименьшими потерями достичь наивысших результатов. Цель Поссевино была грандиозна:
«Поистине, нам внушает надежду на лучшее тот, для кого нет ничего невозможного. Он ниспосылает благодать молящимся о Царстве Божием, а в наш век, в отдаленнейших странах Индии, на Западе, Востоке и Юге воздвиг повсюду на месте низвергнутых идолов знак Креста, и сделал так, что за незначительный промежуток времени богослужение стало вестись среди самых разных национальностей на едином латинском языке.
Но остается четвертая часть мира, обращенная к Северу и Востоку, в которой необходимо правильно исповедовать Евангелие. Божественное Провидение указало, что для истинной веры может открыться широкий доступ, если это дело будет проводиться с долготерпеливым усердием теми способами, с помощью которых так много других государств приняло на себя иго Христово. Ведь не без Божьего соизволения нам открылся путь в Московию».
В книге Поссевино было не так уж много собственно описаний русской земли и русских людей, но в ней было большее: удачный опыт обращения с русскими.
Барон сначала старался припоминать авторов, чьи сочинения он хотел бы прочитать, в той последовательности, в которой они создавались, век за веком, год за годом. Это было нелегко, и он стал думать, а так ли важно, к какому именно времени относятся те или иные описания быта и нравов московитов. Для его целей казалась значима не точность времени, не последовательность в описании внешних событий, а точность оценки, важно было вывести некие законы, правила поведения с русскими, основанные на герберштейновском правиле «свидетельства многих». Немаловажно было для него и время, затраченное на работу: император не желал и не мог ждать долго.
После этого решения дело у Барона пошло быстрее.
Мореплаватели Ченслер и Адамс
Более чем через четверть века после Герберштейна, бывшего гостем великого князя московского Василия III, в Московии у царя Ивана IV Грозного, побывали британские моряки, и, насколько мог судить Барон, их плавание оказалось в прямой зависимости от австрийского посла. Барону дело представлялось так. В своей «Московии» Герберштейн написал:
«В то время когда я нес службу посла светлейшего моего государя императора Максимилиана у великого князя московского, мне случилось встречаться с толмачом этого государя Григорием Истомой, человеком дельным, скромным, воспитанным, хорошо знавшего латинский язык. В 1496 году его государь послал его к королю Дании. Этот Истома и излагал нам не раз порядок всего своего путешествия по Ледовитому, или Замерзшему, морю. Так как этот путь ввиду чрезвычайной труднопроходимости тех мест кажется мне тяжелым и крайне сложным, то хочу описать его здесь в двух словах так, как слышал от него. В это время у московита шла война со шведами, и они, вследствие воинских смут, не могли держаться общедоступного обычного короткого пути вдоль Немецкого моря по землям Литвы, Пруссии и Польши, а избрали другой, более длинный, зато и более безопасный — по северным морям. Для этой дороги, он говорил, по ее трудности и неудобству он не мог найти достаточного количества проклятий».
