— Право, Николсон! Это похоже на обычные сплетни.
— С тех пор как она уехала отсюда, я видел ее лишь однажды, сэр. В Лауте, в базарный день. Я обычно туда не езжу, слишком далеко, а тут решил посмотреть лошадей. Я хорошо ее разглядел, сэр. Это было недалеко от церкви. Она совсем не такая, сэр, какой мы привыкли видеть ее здесь, в Ревсби, когда ее отец был жив. Роскошно одета и вообще…
Банкс глядел вниз, на свои сапоги.
— Она была одна?
— С Мартой, сэр. Это женщина, которая ухаживала за ее отцом.
Банкс поднял голову и плотно сжал губы.
— Спасибо, Николсон. Это очень интересно, но мы отвлеклись и не закончили обсуждение состояния осмотренного участка.
И они свернули к усадьбе Эбби.
Миновало три дня, пока Банкс наконец не собрался оседлать коня и поехать в Лаут. Он несколько раз вспоминал об этом и все не находил причин для подобного визита, однако поехал. Поляна всколыхнула воспоминания.
Пребывая в глубокой задумчивости, он направил коня на рыночную площадь. Затем навестил приятелей и между делом спросил о ней. Они были в восторге его видеть, угощали вином, чаем, у одних Банкс отобедал, но никто не мог помочь ему в том, что его волновало. Следом он нанес визит другу своего отца, местному судье, который знал город и окрестности лучше, чем кто-либо. Вопрос Банкса озадачил его.
— Эта леди скорее всего замужем, — заявил он. — Если я и знаю ее, то под другой фамилией. Вы слишком долго отсутствовали, Джозеф, чтобы удивляться изменениям. Она, наверное, уже мать двоих крепких мальчиков.
— Видимо, вы правы. — Банкс улыбнулся. — Для меня это не имеет большого значения. Но если бы вы указали ее местонахождение, я бы мог выразить соболезнования по случаю кончины ее отца.
— Да, конечно, — промолвил старик. — А теперь позвольте мне пригласить вас отведать превосходного портвейна, который прислал мне племянник.
Прошел еще час, прежде чем Банкс снова оказался на свободе. Не решив, куда пойти, и чувствуя себя немного глупо от того, что отправился в такую поездку, он медленно брел через рыночную площадь к церкви, у которой девушку видел Николсон. Был конец дня, и в городе стояла духота. Зайдя на церковное кладбище, Банкс с облегчением присел на скамью в тени у крытого прохода, служившего для выноса гробов из церкви на кладбище. Здесь было прохладнее. Рынок уже почти заканчивал работу, и одновременно весь город, казалось, погружался в сонное оцепенение. Церковь старая, с монументальным шпилем. Стены у основания покрывал зеленый мох. Банкс оглядел могильные плиты: некоторые с обвалившимися углами, другие сплошь заросшие лишайником. Но были и чистые, ухоженные. Оставив скамью, он двинулся вокруг церкви, останавливаясь около надгробий прочитать надписи, просто чтобы отвлечься. Неспешно обогнув церковь, Банкс задержался у длинного надгробия, утонувшего в траве рядом с крытым проходом. Надгробие казалось более старым, чем остальные, если такое возможно, и он не мог разобрать надпись. Опустившись на корточки, Банкс начал соскребать лишайник, скрывающий имена душ, погребенных здесь. И вот, когда первое имя стало почти разборчивым, женский голос сзади произнес:
— По-латыни этот лишайник называется «лихен пульмонариус».
Она часто гуляла здесь в конце дня, когда жара в городке становилась наиболее тягостной, а церковное кладбище сулило спокойствие и тишину. В такой час здесь редко можно было встретить людей.
Вот и сегодня, в этот ничем не примечательный августовский день, она свернула в крытый проход и увидела человека, стоящего на корточках у надгробия. Она узнала его мгновенно. Не так, как бывает обычно, а просто шевельнулось что-то глубоко внутри. Узнала и замерла. В дни перед смертью отца она часто воображала их встречу. Но это было давно, в Ревсби, еще до того, как ее жизнь изменилась. Она никак не ожидала увидеть Банкса в Лауте. Даже когда до нее долетел слух, что он благополучно возвратился. Она решила выбросить его из головы. Так легче жить.
И вот он здесь, перед ней, на церковном кладбище. Повернут спиной. Волосы причесаны иначе. У нее мелькнула мысль, что она, наверное, ошиблась. Слишком невероятно это было, невозможно. Второй ее мыслью было немедленно убежать, но он находился не дальше чем в восьми ярдах, и желание посмотреть на него чуть дольше пересилило. Сзади приближалась Марта, и она подняла руку, чтобы та остановилась. А сама замерла в тишине, наблюдая, как Банкс соскребает с могильной плиты лишайник. Слова выскочили у нее непроизвольно.