Она взглянула в мое лицо:
— Сегодня у тебя вид получше. Более спокойный.
— В тот раз в ресторане, наверное, очень волновался перед встречей.
Габби кивнула. Через секунду она подняла голову, и я увидел, что выражение ее лица изменилось.
— Я хотела спросить… ты все еще думаешь о…
Это была наша запретная тема.
— Да, я думаю о ней постоянно.
Она на мгновение отвернулась. За окном стоял декабрьский туман, автомобили и автобусы проносились по улице, поднимая брызги.
— Я знаю, как много она для тебя значила, — промолвила она мягко и опять замолчала. — С тех пор прошло много времени, Джон. Нам обоим пора привыкнуть. Ты никого до сих пор не встретил?
— Просто не хотел. А ты?
Она пожала плечами:
— Мне было не до этого.
— Кажется, Карлу Андерсону ты нравишься.
— Да, нравлюсь. — Она произнесла это твердым, даже слегка агрессивным тоном, но вскоре смягчилась. — Он хороший человек, Фиц. Да, разумеется, бизнесмен. Для некоторых это непростительный порок. Но что бы делали без бизнесменов все эти профессора и люди науки, кто бы давал им деньги на их изыскания?
— Он собирается на тебе жениться?
— Это не вопрос.
— Для него?
— Для нас обоих.
Я поставил чашку с кофе и посмотрел на Габби:
— Послушай, мне нужно, чтобы ты кое-что разъяснила.
— Что ты имеешь в виду? Мои отношения с Карлом?
— Я имею в виду птицу с острова Улиета.
Она сдула со своего кофе пенку.
— Не понимаю, о чем ты. Карл хочет найти ее. Это все.
— В мой дом вломились. Дважды. В первый раз в тот вечер, когда мы встречались в ресторане, и вчера опять. Рылись в моих записях. Может, Андерсон или кто-нибудь другой. Но все связано с этой чертовой птицей. Почему? Сколько она на самом деле стоит?
— Карл сказал тебе правду, Фиц. Именно столько и стоит данный экспонат.
— Тогда почему его так домогаются? — Я начинал злиться. — Пожалуйста, не делай из меня дурака. Я хочу знать, что происходит. С этой птицей, видимо, что-то связано, что делает ее по-настоящему ценной. Мне важно это выяснить, иначе…
Габби вызывающе вскинула брови.
— Иначе я обращусь в газеты. В научную прессу. Сделаю так, что все будут знать о том, что Андерсон охотится за уникальным экспонатом из коллекции Джозефа Банкса, птицей с острова Улиета. И тогда, даже если он ее найдет, то продать не сумеет. Запрет на вывоз будет наложен прежде, чем он успеет моргнуть, и птица застрянет в Англии на долгие годы, пока не уладятся все формальности. Мне почему-то кажется, что такой поворот событий в планы Андерсона не входит.
Не знаю, какой реакции я ожидал от Габби, но вместо того, чтобы встревожиться и наговорить мне резкостей, она наклонилась и коснулась моей руки.
— О, Фиц, ты действительно ничего не понимаешь? — Она покачала головой. — Ничего не видишь? Полагаешь, все дело в твоей бесценной птице? Да она вообще никого не заботит. О, я знаю, тебя безусловно. И это правда, Тед Стейст заплатит за нее несколько тысяч долларов. Может, больше. Это достаточно интересная находка. Но Карл никогда не стал бы из-за нее мчаться сюда зимой. Он охотится вовсе не за птицей.
— Тогда за чем же? — Я чувствовал себя глупо и не хотел этого показывать. — За чем он охотится?
Габби потянулась, разжала мои пальцы, охватывающие ручку чашки, и взяла в свои. Я хотел убрать руку, но оставил.
— А вот эту тайну знает лишь Карл и, очевидно, еще двое, которые успели пронюхать.
— Расскажи.
— Это целая история. Ты когда-нибудь слышал о французском художнике Руале?
Что-то всколыхнулось в моей памяти.
— Смутно. Фамилия кажется знакомой.
— Не беспокойся, о нем никому ничего толком не известно. Был такой художник во второй половине восемнадцатого века, занимался ботанической живописью. Вот, пожалуй, и все сведения. Нигде не указано, что Руале участвовал в какой-нибудь крупной экспедиции, но известно, что художник путешествовал, потому что создал собрание потрясающих ботанических рисунков. Всего двадцать четыре. Фрукты, цветы. Великолепные, с дивно прописанными деталями. В те годы ботаническое искусство достигло расцвета, но работы Руале и тогда считались выдающимися. В свое время они все попали к одному коллекционеру. Его дом в Париже был разграблен во времена Французской революции. Считается, что сохранились лишь три рисунка Руале. Их разыскивают до сих пор. Один в прошлом году всплыл на аукционе в Нью-Йорке. Стартовая цена составляла свыше ста тысяч долларов.
Сумма солидная, но не такая, чтобы прийти в крайнее возбуждение.