— Вы по-прежнему любите ее?
— Нет. Любовь куда-то исчезла. Навсегда. Но нас с ней объединяет память о Селесте. Вот в чем дело.
Катя отвернулась.
— Я не собирался скрывать, что женат на Габби. Просто данный факт давно уже ничего не значит. Мне кажется, что я даже забыл об этом и только что вспомнил.
Катя долго смотрела в окно, затем повернулась и сжала мою руку:
— Ничего, все будет хорошо.
Мы посидели еще немного — рука Кати оставалась на моей руке, — а потом встали и отправились добывать птицу с острова Улиета.
Беременность была ей к лицу. Уже в первые месяцы, еще до того, как все обнаружилось, до того, как Банкс отправился в Северный Уэльс, она уже чувствовала внутри себя тепло и вместе с этим теплом необыкновенный прилив жизненных сил. Коллекция акварелей на основе эскизов из Мадейры быстро росла. Мисс Браун знала, что за лето должна закончить их, и работала не переставая. Поднималась очень рано, чтобы успеть сделать побольше до наступления жары, вставала перед мольбертом в одной ночной рубашке. Иногда набрасывала на плечи сюртук Банкса. После полудня, когда духота становилась непереносимой, отдыхала в затененной гостиной. Марта часто заставала ее у окна. Чуть приоткрыв ставни, мисс Браун смотрела на снующих внизу прохожих с блаженной улыбкой на губах.
К вечеру жара начинала спадать, и она бралась за кисть со свободой в сердце, какой никогда прежде не ощущала. Отсутствие Банкса было очень кстати, теперь ее работу никто не прерывал. Она написала ему о своей беременности и теперь пыталась представить, как он воспримет новость. Изумится, разволнуется, начнет ходить по комнате, охваченный гордостью. А затем примется размышлять о том, что это значит для его жизни и как она может измениться. И все восторги отойдут на второй план. Ей было его жаль.
Для нее самой будущее было давно ясно. А отъезд Банкса в Уэльс давал возможность все обдумать и подготовить душу.
И еще в ее жизни появился Фабрициус. Впервые он нанес визит в апартаменты на Орчард-стрит вскоре после ее переезда туда. Застенчивый, бледный, серьезный молодой человек. Мисс Браун чувствовала, что он пришел не по своей воле, а, скорее, поддавшись настояниям Банкса. Старался ее не замечать, сосредоточив внимание на разговоре с Джозефом. Казалось, единственное, что его интересовало, — классификация насекомых. В следующий раз он пришел на Орчард-стрит и застал только ее. Мисс Браун рисовала, распустив волосы, которые свободно спадали на плечи. Фабрициус собрался уйти, но она, забавляясь его смущением, уговорила подождать Банкса. Усадила в кресло и продолжила работу, задавая вопросы, тем самым побуждая к разговору. Он отвечал, вначале нехотя, осторожно, затем оживился, с удивлением обнаружив, что эта красивая стройная женщина разбирается в анатомии насекомых и основательно знакома с теорией Линнея. Успокоенный тем, что она была повернута к нему спиной, Фабрициус начал пространно рассказывать о своей жизни в Дании, о своих устремлениях и надеждах. С приходом Банкса снова засмущался. Его официальный тон при прощании заставил мисс Браун улыбнуться.
Фабрициус начал посещать этот дом чаще, всегда после полудня, когда жара делала невозможным продолжение работы и для мисс Браун, и для него. Банкс обычно в это время дня появлялся здесь очень редко. А когда он отбыл в Уэльс, Фабрициус стал единственным гостем мисс Браун.
Вначале ее забавляли увлеченность датчанина работой и застенчивость. Она поддразнивала его вопросами о личной жизни и улыбалась неловким попыткам ответить, но постепенно стала находить общество Фабрициуса приятным. Слушала описания научных исследований, сосредоточив внимание на мольберте. Вскоре мисс Браун обнаружила, что ждет его прихода.
Датчанина восхищали ее работы. Когда знаменитый Джозеф Банкс представил Фабрициуса своей содержанке, тот ожидал увидеть профессиональную соблазнительницу, скрывающуюся под личиной скромницы или, напротив, развязной женственности, но простота, свобода и эрудиция этой женщины его потрясли. И еще больше то, что он увидел на ее мольберте. Фабрициус был знаком с работами Паркинсона, Массона и вообще практически всех ботанических художников того времени, но рисунки мисс Браун выгодно от них отличались. Растения здесь, казалось, по-прежнему жили своей жизнью — росли, их шевелил ветерок, освежала роса. Он наблюдал, как она рисует, и едва скрывал восторг. Когда июнь плавно перешел в июль, его визиты стали более долгими.