Посмотрите на табличку выше, в предыдущем разделе, в которой перечислены все возможные инцестуозные связи в первобытной орде, среди которых в чистом виде нет ни одной даже в трудах у великого Фрейда. Но, все они, без исключения, имеются в приведенных «биографиях» богов. Разве это не доказательство истинности моих «ужасных» для ушей и глаз высокоморального «просвещенного» человечества «предположений»? К сожалению, я не нашел здесь прямых иллюстраций образования братских и сестринских кланов первого рода, способных создавать тотем, табу, экзогамию и богов по Фрейду. Но, ведь, если уже боги существуют и мы читаем их «биографию», то, значит, предварительная стадия их создания уже пройдена, отгремела свое в умах и сердцах людей и без письменности была забыта? Или я плохо вникнул в суть «богоотношений»? Во всяком случае, надо откладывать прочитанную книгу, если она не может ничего дать больше неразвитому уму. Фабулу понял как в фантастическом романе, и достаточно.
Итак, из биографий богов мы имеем:
моя табличка имеет право на жизнь и дальнейшее исследование;
хотя матриархат и патриархат возникли, как я показал, одновременно и сосуществовали в борьбе немало времени, но матриархат на старте обогнал патриархат, но «додавить» не смог, выдохся;
потихоньку, хитроумными способами, в том числе дипломатией, «взятками», использованием слабых мест носительниц идеологии матриархата, патриархат перехватил инициативу у матриархата и довел свое влияние до преднынешнего, средних веков;
потом матриархат, угнетенный донельзя, призадумался и тихой сапой начал отвоевывать назад утраченные позиции, выдавая своей дражайшей половине в штанах в начале горбачевской «перестройки» «рубль на обед», не больше, иначе пропьет. Но это к нашему исследованию уже не относится;
эндогамия довольно быстро, «на одном поколении богов», заменилась экзогамией, а это большое достижение, правда, половая распущенность замужних богинь–цариц приняла удручающе широкий размах, что, конечно, их не красит;
зато с «широким внедрением» патриархата не богини–царицы, конечно, а простые женщины сполна расплатились за эти вольности, запертые в светелках и гаремах, сожженные на кострах;
истоки проституции надо исследовать еще, но отправная точка уже есть, Кинир, первый царь–бог, не испугавшийся Афродиты, а применивший к ней все доступные его несколько иначе устроенной голове «методы».
И, наконец, чуть было не забыл. Наблюдения над богами показывают, что любви, какая описана в рыцарских романах и между Ромео и Джульеттой, у них не было. Зато царствовал неприкрытый, все подавляющий, неразборчивый и все остальное заменяющий секс, первичный позыв, «Оно» по терминологии Фрейда. Он то и правил богами, а значит и миром тех времен. Иначе зачем этим качеством награждать богов, ведь их же люди придумали, притом, по своему подобию? Впрочем, женская любовь, похоже, была. Иначе, зачем Исида воскрешала бы брата–любовника из мертвых?
И еще одна тонкость. Посмотрим на супружескую пару, Афродиту и Гефеста. О ней все сказано, но кто такой Гефест? Хромой (наверное, производственная травма) мужик–работяга, каких свет не видел, бог кузнецов, сам кузнец, от горна не отходит, все что–то мастерит, в дом тащит. И какова благодарность от жены? Может быть, горячие шанежки ему в кузню носит? Нет, она, задрав подол, по любовникам шастает. Вот вам, господа–марксисты, ваша «дружная первобытная семья», где совет, да любовь и «все делится поровну», еще чуть–чуть и появится «избыточный продукт». Да такая, простите, жена все по ветру со своими любовниками пустит. Заметьте, господа марксисты, образы–то не исключительные, а собирательные. Исключительных в ту пору не замечали. Как тут не открыть «классовую» борьбу за патриархат? А коммунисты нам говорят, что такой Гефест–страдалец начинает «свою, обособленную от Афродиты, собственность копить», чтобы «перейти на ее основе к патриархату». Где он копить ее будет, дом полон любовников, в кузне что ли?
Что, Афродита не понимала, какой чудесный ей муж–труженик достался? Прекрасно понимала, ведь богиня, – не дура, но этот треклятый первичный позыв так сильно действовал, «Оно» так было неумолимо, с которым она, ну хоть убей, не могла никак справиться. Повторяю, чтобы акцентировать, образ собирательный, народный, так сказать, выстраданный. Замечу без акцента, что ведь все богини–матери страдали этим недостатком. Широко распространенным. О причинах этого надо хорошенько подумать.
Древние писатели «про это»
Разобравшись с семейной жизнью богов и богинь, сделаем экскурс в романы, написанные где–то около рождества Христова (туда–сюда по сотне лет) греческими и римскими писателями. Начнем с Ахилла Татия, с его романа «Левкиппа и Клитофон». Выдержки буду делать только такие, из которых можно будет понять их нравы в смысле родства для женитьбы и любви и сексуальной ориентации героев. Итак,
Книга первая
Часть III
«Я родился в Тире, в Финикии, зовут меня Клитофонт, отца Гиппий, его брата Сострат, но они не родные братья, — у них один отец, матери же разные: у отца тириянка, а у Сострата византиянка». Отметьте, что братья они «не родные», хотя и от одного отца, а отец, как известно, основной передатчик генной информации. Продолжаю: «Сострат живет в Византии: в наследство от матери ему досталось большое состояние; мой же отец в Тире. Своей матери я не знал, потому что она умерла, когда я был еще младенцем. Отец женился во второй раз, и от этого брака родилась моя сестра Каллигона. Отец хотел поженить нас…». Отметьте опять: отец один у жениха и невесты, но это в порядке вещей для женитьбы. Продолжаю: […] «Мне шел девятнадцатый год, отец готовился на следующий год поженить нас с Каллигоной…» […] У отца, как я уже говорил, был брат Сострат, — так вот, от него приехал какой–то человек и привез письмо из Византии, в котором было написано: «Брату Гиппию привет от Сострата. К тебе прибывает моя дочь Левкиппа и моя жена Панфия, потому что фракийцы напали на Византий. Сбереги самое дорогое, что у меня есть, пока не кончится война». Обратите внимание, что Византий – это город, а не страна Византия. Я думаю, нам понадобится в дальнейшем это сведение из Татия.
Часть VI
«Поднявшись с постели, я нарочно стал прогуливаться по дому, стараясь попасться Левкиппе на глаза. […] Так я сгорал в огне любви три дня».
Часть VII
«У меня был двоюродный брат, сирота, звали его Клиний. Двумя годами старше меня, — уже причастный к таинству любви, он был влюблен в одного отрока (Харикла)». Как вам нравится? Романист пишет это в самом начале нашей эры.
Часть XI
«В жены мне предназначена другая девушка. Отец тверд в своем намерении, женить меня на ней, и намерение его справедливо, потому, что моя будущая жена не чужестранка, она не безобразна, отец не продает меня за богатство, как это делают с Хариклом («возлюбленным» Клиния), он отдает мне в жены свою дочь, и притом красавицу. О, боги! Она и вправду казалась мне красавицей до тех пор, пока я не увидел Левкиппу». Получается, что и невеста, и возлюбленная самые близкие родственники Клитофона, но ничего особенного автор не видит в том, чтобы они поженились. Это даже как бы одобряется, так как она «не чужестранка» какая–нибудь. Кроме того, «чужестранка», это совсем не из другой страны, как мы сегодня это понимаем. Это может быть девица с другой улицы. Другими словами – не родня.