— Это не миссис Рейберн из Уиндля в Уэстморленде?
— Да, — сказал мистер Эркварт. — Я только что ездил к ней. Ну да, вы же писали мне туда. Она почти совсем впала в детство, бедная старушка, за последние пять лет или около того. Ужасно, так влачить свое существование — несчастье и для себя, и для других. Мне всегда казалось жестоким, что мы не можем усыплять этих бедных стариков, как мы это делаем с любимым животным, — но закон не позволяет нам быть настолько милосердными.
— Да уж, общество защиты животных не дало бы нам пощады, оставь мы кота доживать свой век в страданиях, — сказал Уимзи. — Глупо, не правда ли? Это то же самое, что с людьми, которые пишут в газеты, как некто содержит собак в питомнике со сквозняками, но им наплевать, когда домохозяин сдает семье из тринадцати человек сырой подвал без стекол и даже без окон, куда эти стекла можно было бы вставить. Иногда это действительно возмущает меня, хотя я в общем-то довольно мирный тип. Бедная Креморна Гарден — она, должно быть, очень стара сейчас и конечно же долго не протянет.
— Мы все думали, что она скончается два дня назад. Ее сердце давно сдает — ведь ей за девяносто, бедной старушке, и у нее время от времени случаются приступы. Но в некоторых из этих древних старушек заключена поразительная жизненная сила.
— Я полагаю, вы сейчас ее единственный родственник?
— Думаю, что да, не считая моего дяди в Австралии. — Мистер Эркварт подтвердил этот факт, не спрашивая, откуда Уимзи об этом знает. — Не то чтобы от моего пребывания там ей была какая-то польза, но я являюсь ее поверенным, поэтому мне все равно лучше находиться там на всякий случай.
— Да, конечно, конечно. И, будучи ее поверенным, вы, наверное, знаете, как она распорядилась своими деньгами.
— Разумеется. Только я не совсем понимаю, какое это имеет отношение к настоящей проблеме.
— Ну, видите ли, — ответил Уимзи, — мне только что пришло в голову, что Филип Бойз мог ввязаться в какую-нибудь финансовую махинацию — это случается даже с самыми лучшими людьми, — нашел, прошу прощения, легчайший путь, чтобы выбраться из всего этого. Но если он ожидал чего-либо от миссис Рейберн, а бедная старушка была так близка к тому, чтобы сбросить эту бренную оболочку, он мог бы подождать или раздобыть денег, ссылаясь на скорое получение наследства, или придумать что-нибудь еще. Вы понимаете, что я хочу сказать?
— О да! Вы пытаетесь доказать, что это самоубийство. Ну, я согласен с вами, что это — самый удачный способ защиты, который могут использовать друзья мисс Вейн, и в этом направлении я могу вас поддержать. Дело в том, что миссис Рейберн не завещала Филипу ничего. И, насколько я знаю, у него не было ни малейшего повода думать иначе.
— Вы уверены в этом?
— Вполне. Я могу также сообщить вам, — сказал мистер Эркварт, — что он однажды спрашивал меня об этом, и я был обязан сказать ему, что у него нет ни малейшего шанса получить от нее что-либо.
— О, он действительно спрашивал?
— Да, конечно.
— Это интересный момент, не так ли? Как давно это было?
— Около восемнадцати месяцев назад, я думаю. Я не могу сказать точнее.
— И, так как миссис Рейберн теперь впала в детство, он, я полагаю, не мог лелеять надежду на то, что она когда-либо изменит завещание?
— На это не могло быть ни малейшей надежды.
— Ясно, не было. Так, я думаю, мы сможем что-то из этого сделать... Он очень рассчитывал на это — потом огромное разочарование... Кстати, а велико ли состояние?
— Весьма приличное. Около семидесяти или восьмидесяти тысяч.
— Очень больно видеть, как все это богатство уплывает из рук, и не иметь возможности получить хотя бы небольшую его часть. Между прочим, а как насчет вас? Вы разве ничего не получаете? Прошу прощения, я неприлично любопытен и все такое, но я хотел сказать, я имел в виду то, как вы ухаживали за ней в течение многих лет, и что вы — ее единственный близкий родственник, так сказать, доступный родственник. Вы ведь должны получить довольно солидную сумму, так?
Юрист нахмурился, и Уимзи снова извинился:
— Я знаю, знаю, я ужасно дерзок со своими вопросами. Это моя слабость. Тем более все это будет в газетах, когда старая леди скончается, поэтому я даже не знаю, чем оправдать свою настойчивость. Забудем это — извините меня.
— Да нет, почему же, — медленно сказал мистер Эркварт, — хотя профессиональный инстинкт и возражает против раскрытия дел своего клиента. Собственно говоря, я и являюсь наследником.
— О, — протянул Уимзи разочарованно. — Но в таком случае это весьма ослабляет версию, не правда ли? Я хочу сказать, что ваш кузен вполне мог бы надеяться, что обратись он к вам, чтобы... то есть... ну, я, конечно, не знаю-, что вы думаете обо всем этом...
Мистер Эркварт покачал головой:
— Я вижу, к чему вы клоните, и это вполне естественная мысль. Но на самом деле такое распоряжение деньгами прямо противоречило бы выражению воли завещательницы. Даже если бы я смог юридически это оформить, я был бы обязан воздержаться от этого, и я вынужден был сказать об этом Филипу довольно ясно. Возможно, я помогал бы ему определенными суммами время от времени, но, по правде говоря, вряд ли. По моему мнению, Филипу для собственного морального спасения необходимо было зарабатывать на жизнь собственным трудом: он был склонен — хоть я и не люблю говорить плохо о мертвых — слишком полагаться на других людей.
— Понятно. Без сомнения, так же думала и миссис Рейберн?
— Не совсем. Нет. Все это было гораздо глубже. Она считала, что ее семья очень плохо к ней относилась. Короче говоря, если мы уж зашли настолько далеко, цитирую ее собственные слова.
Он позвонил.
— У меня нет здесь самого завещания, но есть его черновик. О, мисс Мерчисон, будьте любезны, принесите мне папку с документами, подписанную «Рейберн». Мистер Понд покажет ее вам, она не тяжелая.
Леди из «кошечек» молча отправилась на поиски папки.
— Все это несколько незаконно, лорд Питер, — продолжал мистер Эркварт, — но бывают случаи, когда излишняя скрытность так же вредна, как и недостаточная, и мне хотелось бы, чтобы вы в точности поняли, почему я был вынужден сделать столь бескомпромиссный шаг по отношению к своему кузену. Спасибо, мисс Мерчисон.
Он открыл папку ключом из связки, которую достал из кармана брюк, и перелистал несколько бумаг. Уимзи наблюдал за ним с глупым выражением терьера, ожидающего чего-нибудь вкусненького.
— Бог мой! — воскликнул юрист. — Кажется, его нет... О, конечно, как я мог забыть! Прошу извинить меня, но он в моем сейфе дома. Я взял его для справки в июне, когда впервые возникла тревога из-за болезни миссис Рейберн, и в суматохе после смерти кузена совершенно забыл принести его обратно. Как бы то ни было, суть этого документа...
— Не беспокойтесь, — сказал Уимзи, — нет никакой необходимости спешить. Если я загляну к вам завтра утром, может быть, я смогу увидеть черновик?
— Конечно, если вы считаете это необходимым. Еще раз прошу прощения. Могу ли я тем временем быть вам чем-либо полезен?
Уимзи задал несколько вопросов в направлении, уже разведанном Бантером, и ушел. Мисс Мерчисон снова сидела за машинкой. Она не посмотрела на него.
— Очень любопытно, — размышлял Уимзи, быстрым шагом идя по Белфорд-роу. — Все так стараются помочь. Они с радостью отвечают на вопросы, задавать которые ты не имеешь никакого права, и бросаются в объяснения там, где в этом нет никакой необходимости. Такое впечатление, что всем нечего скрывать. Это просто удивительно. Возможно, парень действительно совершил самоубийство. Надеюсь, что да. Хотелось бы мне расспросить его. И черт его побери, но я закончу это дело! У меня уже есть около пятнадцати анализов его характера — совершенно разных... Это не по-джентльменски — совершить самоубийство и даже не оставить записки с уведомлением, что это сделал ты. А потом у людей возникает куча проблем. Прежде чем я прострелю себе голову...
Он остановился.
— Надеюсь, я не захочу этого, — сказал он. — Надеюсь, у меня не будет такой необходимости. Маме бы это не понравилось, и столько беспорядка и грязи. Но мне начинает не нравится эта работа — посылать людей на виселицу. Это так ужасно для их друзей... Не буду думать о виселице... Это нервирует.