— В этом нет ничего страшного, — сказал Уимзи. — Она подумает, что вы берете эту папку по делу. Я предоставляю вам выбрать время.
— Но что я должна сделать? Украсть папку?
— Не совсем. Вы умеете пользоваться отмычками?
— Боюсь, что не имею об этом ни малейшего представления.
— Я часто удивляюсь, чему только учат в школах, — сказал Уимзи. — Такое впечатление, что ничему, что действительно может пригодиться в жизни. Я умею пользоваться отмычками, но, поскольку у нас мало времени, а вам нужна довольно-таки интенсивная тренировка, я думаю, лучше проводить вас к специалисту. Вы не будете против надеть пальто и съездить в гости к одному моему другу?
— Нисколько. Мне было бы очень приятно.
— Он живет на Уайтчепел-роуд, но он очень приятный человек, если вас не смутят его религиозные взгляды. Лично мне они кажутся довольно-таки освежающими. Бантер! Вызови такси, пожалуйста.
По дороге к Ист-Энду Уимзи настоял на разговоре о музыке, к беспокойству мисс Мерчисон: ей показалось — есть что-то зловещее в этом подчеркнутом отказе обсуждать цель их поездки.
— Кстати, — отважилась она прервать очередной пассаж Уимзи о построении фуги, — этот человек, к которому мы едем, у него есть имя?
— Сейчас, когда вы упомянули об этом, я вспомнил, что есть, но никто и никогда не зовет его по имени. Подозрительно.
— А может быть, не очень, если он дает уроки в пользовании отмычками.
— Я имею в виду, что его имя — Рам[15].
— О, и как же его зовут?
— Черт побери! Его зовут Рам.
— Ох, извините.
— Но он не любит это имя, особенно теперь, когда стал абсолютным трезвенником.
— И как же тогда его называть?
— Я зову его Билл, — ответил Уимзи, и в это время такси подкатило ко входу в узкий двор. — А когда он был на вершине своей карьеры, его называли Отчаянным Биллом. Он был величайшим специалистом.
Расплатившись с таксистом, который, очевидно, принимал их за сотрудников благотворительной организации, пока не увидел своих чаевых, и теперь был в растерянности, Уимзи направил свою спутницу вдоль грязного переулка. В дальнем его конце стоял маленький дом, из освещенных окон которого лились громкие звуки хорового пения, поддерживаемые фисгармонией и другими инструментами.
— Бог мой! — сказал Уимзи. — Мы попали прямо на собрание. Ничего не поделаешь. Сюда, пожалуйста.
Постояв на крыльце, покуда возгласы «Слава, слава, слава!» не сменились пылкими звуками молитв, он сильно постучал в дверь. Тотчас же маленькая девочка высунула из двери голову и, увидев лорда Питера, издала резкий вопль восторга.
— Привет, Эсмеральда Гиацинт! — сказал Уимзи. — Отец дома?
— Да, сэр, пожалуйста, сэр, он будет очень рад, пожалуйста, заходите, сэр, и — о! Пожалуйста!
— Ну что?
— Пожалуйста, сэр, вы не споете «Назарет»?
— Нет, я не спою «Назарет» ни в коем случае, Эсмеральда; я очень удивлен твоей просьбой.
— Папа говорит, что это не мирская песня, и вы ее так чудесно поете, — сказала Эсмеральда, и уголки ее губ опустились.
Уимзи закрыл лицо ладонями.
— Вот что получается, когда однажды сделаешь глупость, — сказал он. — Глупости не забываются. Я не обещаю, Эсмеральда, но мы посмотрим. Я хотел поговорить по делу с твоим отцом, когда собрание закончится.
Девочка кивнула; молящийся голос в комнате умолк, послышались возгласы «Аллилуйя!», и Эсмеральда распахнула дверь и громко объявила:
— Пришли мистер Питер и леди!
Комната была маленькая, в ней собралось много людей, и было очень жарко. В одном углу стояла фисгармония, ее окружили музыканты с разными инструментами. Посреди комнаты у стола, покрытого красной скатертью, стоял полный, коренастый мужчина с бульдожьим лицом. В руке у него была книга, и, по-видимому, он готов был объявить пение гимна, но, завидев Уимзи с мисс Мерчисон, подошел к ним и сердечно протянул навстречу свои большие руки.
— Приветствуем каждого и приветствуем всех! — воскликнул он. — Братья, вот дорогой наш брат и сестра во Христе, сбежавшие от богатой и беспорядочной жизни Уэст-Энда, чтобы присоединиться к нам в пении Песен Сиона. Давайте же споем и вознесем хвалу. Аллилуйя! Мы знаем, что многие придут с Востока и Запада и воссядут у Господа за пиршественном столом, тогда как многие, считающие себя избранными, будут отвергнуты и низринуты в темноту. Поэтому не будем говорить, что вот у этого мужчины блестящий монокль, и поэтому он не является избранным сосудом, или вот эта женщина носит бриллиантовое колье или ездит в «роллс-ройсе», и поэтому она не будет носить белых одежд и золотой короны в Новом Иерусалиме, или вот эти люди на «Голубом экспрессе» едут на Ривьеру, поэтому они не увидят отражения своих золотых корон в реке с Водой Жизни. Мы иногда слышим такие разговоры в Гайд-парке по воскресеньям, но это дурно и глупо, потому что ведет к ссорам и к зависти, а не к милосердию. Все мы заблудшие овцы, и я могу это утверждать, ведь я сам был нечестивым грешником, но этот джентльмен положил мне на плечо руку как раз тогда, когда я взламывал его сейф, и он был инструментом в Божьих руках, он помог мне свернуть с той широкой дороги, которая ведет к гибели. О, братья, каким счастливым был для меня этот день! Какой поток благословения излился на меня милостью Божьей! Давайте же соединимся сейчас и возблагодарим Господа за его милость пением гимна номер сто два. Эсмеральда, дай нашим дорогим гостям книгу гимнов.
— Простите, — сказал Уимзи мисс Мерчисон. — Вы можете потерпеть? Я думаю, это финальный всплеск.
Фисгармония, арфа, псалтерион, цимбалы и все остальные музыкальные инструменты взорвались так, что едва не повредили барабанные перепонки слушателей. Запели хором, и мисс Мерчисон с удивлением обнаружила, что она тоже присоединилась — сначала бессознательно, а затем с должным пылом — к этому трогательному пению.
Уимзи, который, казалось, воспринимал это все как развлечение, распевал счастливо без малейшего смущения: потому ли, что привык к этому, или был одним из тех редких людей, которые не чувствуют себя неуместными в любой обстановке.
К удовольствию мисс Мерчисон, религиозные упражнения с пением гимна подошли к концу, люди стали расходиться, предварительно пожав руки всем присутствующим. Музыканты аккуратно стряхивали в камин скопившуюся в инструментах влагу, а леди, которая играла на фисгармонии, закрыла ее и вышла вперед, приветствуя гостей. Она была представлена просто как Бэлла, и мисс Мерчисон поняла, что она была женой мистера Билли Рама и матерью Эсмеральды.
— Ну что ж, — сказал Билл, — молитва и пение очень сушат горло. Выпьете с нами чашечку чая или кофе, не так ли?
Уимзи объяснил, что они только что пили чай и могут подождать, и попросил хозяев самих садиться за стол.
— Время ужинать еще не подошло, — сказала миссис Рам. — Если у тебя есть какое-нибудь дело с леди и джентльменом, Билл, то они, может быть, захотят перекусить вместе с нами чуть позже. У нас на ужин свиные ножки, — добавила она с надеждой в голосе.
— Это очень мило с вашей стороны. — В словах мисс Мерчисон сквозило сомнение.
— Чтобы приготовить ножки, их нужно хорошенечко отбить, — прикинул Уимзи, — а так как наше дело займет достаточно много времени, мы примем ваш приглашение с удовольствием, если, конечно, мы не нарушим ваши планы.
— Совсем нет, — обрадовалась миссис Рам. — Там восемь прекрасных ножек, и с кусочком сыра они составят чудесную компанию. Пойдем, Меральди, у папы есть дело.
— А мистер Питер собрался спеть, — сказала девочка, с упреком глядя на Уимзи.
— Ну-ка не надоедай его светлости, — попеняла ей миссис Рам. — Мне стыдно за тебя.
— Я спою после ужина, Эсмеральда, — пообещал Уимзи. — Ну-ка, беги отсюда, будь хорошей девочкой или я сейчас сделаю тебе такую гримасу! Билл, я привел тебе новую ученицу.
— Всегда рад служить вам, сэр, знаю, что это работа, угодная Богу.
— Спасибо, — скромно сказал Уимзи. — Это очень простое дело, Билл, но так как молодая леди не имеет никакого опыта работы с замками, я привел ее к тебе, чтобы ты ее потренировал. Видите ли, мисс Мерчисон, до того, как Билл здесь увидел свет...