- Извините мне мои манеры, - остроносый старец положил руку на плечо Радомира, - но вы сами нарушили сие правило, завещанное великим творцом.
- Да я же не... - осеклась Александра, поняв, что действительно допустила промашку, только лишь начав декларировать завет «писателя вождя».
На некоторое время воцарилось молчание, пока старик в изящном чёрном пальто не убрал руку с плеча юноши. После заговорив вновь, но уже совершенно другим: холодным и безучастным голосом:
- Так как же зовут столь прекрасных божьих созданий?
- Александра.
- Радомир, - поочерёдно представились молодые люди.
Удовлетворённо кивнув, Райн продолжил:
- Искренне рад нашему знакомству! Что же мы стоим? Прошу вас, давайте пройдёмся. Куда вы направлялись? - чёрные, как самая безлунная ночь, глаза пожирали своей мощью, поэтому смотреть в них дольше нескольких секунд было попросту невозможно.
- Мы просто гуляем, - темноволосый юноша первым нашёл в себе силы ответить.
- Прекрасно! Тогда пойдёмте просто погуляем, - с этими словами старик ещё раз посмотрел в глаза своих новых знакомых.
Крыть было нечем, отказываться не было моральных сил. Казалось, что совершенно незачем. Пройдя полянку по диагонали, троица полуночников оказалось на одной из тех сотен троп, что присутствуют в парке.
- Вы о чём-то беседовали до того, как мы встретились? - спросил старец, неспешно переставляя ноги по вымокшей земле. Казалось, что его вовсе не тревожит возможность запачкать свои лакированные туфли, в то время как представители младшего поколения буквально на цыпочках шагали по сухим участкам ландшафта, боясь испачкать новые кроссовки.
- Мы говорили о творце, - ответила Александра.
- О боге? - с искренней заинтересованностью спросил Франц, а в глазах его блеснул огонёк.
- Нет, о человеке как о творце чего-то великого.
- Ах, - старец вздохнул, а в голосе его отчётливо слышны были нотки грусти. - Я грешным делом подумал, что вопросы творца как начала божественного всё ещё волнуют молодёжь.
- Волнуют, - с какой-то толикой обиды проговорила девушка, - просто сейчас речь шла о другом.
- Рад слышать, что ночные прогулки с любимым и разговоры о вечном ещё не всем представителям юного поколения кажутся архаичными, - рассуждал Райн, попутно, словно регулировщик на оживлённом перекрёстке, указывая своим компаньонам направление движения.
Через некоторое время они оказались на главной аллее парка, с которой около получаса тому назад благополучно свернули. В тот самый момент, когда ноги их коснулись вымощенной брусчаткой дорожки, погода, как по велению незримого режиссёра, который изо дня в день беспристрастно, а иногда искренне переживая, наблюдает за твоей жизнью, резко изменилась - стало тепло, а лёгкий и приятный ветерок с озера увенчал созданные кем-то или чем-то условия.
- Так о чём же конкретно, позвольте узнать, вы беседовали?
- Моя девушка утверждала, что творить по-настоящему и с душой способен лишь тот, кто страдает, то есть урод.
- Интересно, - начал своё рассуждение Франц, доставая из кармана курительную трубку, - а стало быть вы Радомир, утверждали обратное?
- Да, я считаю, что творить может любой человек, расположенный к этому, и совершенно неважно, ранен он или возвышен. Важно наличие правильно организованных душевных порядков?
- Вы безгранично умны, даже несмотря на свой юный возраст.
- Мне двадцать семь, - заметил Радомир.
Франц рассмеялся:
- Я и говорю - юный возраст. Знаете ли вы, молодой человек, сколько мне лет?
- Семьдесят семь? - предположил он.
- Вы недалеки от истины, - мягко ответил Франц, - но вернёмся к вопросу о творце. В подтверждение своей позиции вы... - продолжал рассуждать он, достав из кармана курительную трубку и начав набивать его табаком, который хранился в изящной небольшой табакерке.
- И в подтверждение этого я привёл пример Микеланджело, который не знал горя в те года, что посвятил созданию величайших своих произведений.
- Как же! - воскликнул Франц, от возмущения, чуть не выронив всё из рук. - Он же так страдал из-за разорения своего рода, в аристократичность которого верил.
- Положим, что исторической науке это доподлинно неизвестно, - парировал Радомир.
- Вздор! Как же это может быть неизвестно, если он сам на закате лет говорил мне об этом!
- Вам об этом? - переспросила Александра, которая хоть и не принимала активного участия в беседе, очень внимательно наблюдала за происходящим, а потому рука её была, так сказать, на пульсе событий.
- Конечно, говорил я ведь ему тогда за обедом:
- Вы, маэстро, воля ваша, но в крайне неубедительную теорию верите. Оно, конечно, быть может, но уж больно туманно. Подумайте, ведь над вами потешаться будут.