- За обедом Микеланджело? - в унисон спросили его собеседники.
- Да, - совершенно утвердительно и безапелляционно ответил старик, закуривая трубку, забиванием которой занимался несколько последних минут.
***
Время неумолимо бежало вперёд, отбивая ритм эпохи. Эпохи высоких скоростей, больших денег, крупных городов, масштабных проектов и великих задумок, кои подвластны разуму человека - разуму Творца с большой буквы.
- Перевалило за два часа. Скоро утро, скоро светает, а мы всё ещё тут, да ещё и с этим ненормальным, который, вы только подумайте, беседовал с самим Микеланджело. Нет, это уже слишком. Абсурд. Клиника. Это надо заканчивать! - говорил себе Радомир, но не в слух, а лишь про себя, но в тот момент, когда палач обычно делает последний вдох перед ударом топора или меча, намереваясь прекратить жизнь, а он, юрист и искусствовед, да и ещё много кто в одном лице, решает окончить беседу, случается другое:
- Представьте себе, - тяжёлым, громким и властным голосом заговорил старец, - что есть на свете этом человек или как вы выражаетесь, творец, что, например, учится или работает, а вернее всего и то, и другое, а в один день, вернувшись домой, бросает вдруг все дела, начиная творить, - он строго посмотрел на Александру и Радомира. - Допустим, он берётся рассказ писать.
- О ком? - спросила Александра.
- О вас! - буквально прокричал Франц, после чего рассмеялся.
Радомир небезосновательно спросил у старца:
- Почему о нас?
Ответ последовал незамедлительно:
- А почему не о вас? Почему бы не через вас ему донести до адресата свои мысли? И теперь, ответьте мне, какое право имеете вы назвать его калекой душевной или уродом? Как же можно этого вашего творца уродом назвать? Неужели урод тот, который трудом своим, талантом своим, временем своим жертвуя, создаёт что-то? Не те ли уроды, что сами создавать не берутся, а лишь клеймят всех, кто не боится за труд сей взяться? И неужели ...
- Вы - искусствовед и философ? - перебил Франца Радомир.
- Да, пожалуй, философ, − ответил старец с неизвестно откуда взявшимся немецким акцентом, а после уже более привычным для своих собеседников голосом продолжил:
- Снова вы демонстрируете потрясающую проницательность!
В небесах ни с того ни с сего сверкнула молния, появление которой было, прямо скажем, ни к селу ни к городу, а затем, также некстати загадочный пожилой философ произнёс:
- На рассвете в парке произойдёт преинтереснейшая история!
- Какая? - изумилась девушка.
- Это вам скажет ваш великолепный молодой человек, который не перестаёт радовать меня не только своим знанием вопроса, но и просто дьявольской проницательностью.
- Так что с творцом? - спросил Радомир, которого мудрые речи Франца явно заинтересовали. Оно и понятно, ведь будучи человеком большого ума, Радомир проявлял искренний интерес к подобного рода темам.
- А что с творцом? - переспросил Франц.
- Кто тот творец, что живёт себе живёт, а потом решает написать о нас?
Ничего не ответив, философ остановился, вынул изо рта трубку, окинул мягким взглядом своих собеседников, после чего посмотрел куда-то вдаль, через некоторое время заговорив вновь:
- Живёт он на свете, бед не знает, но в один день, скажем, когда луна во второй фазе, встречается ему кто-то, да не просто встречается, а так глубоко в душу западает, что последний, голову теряя, прям светится от счастья, а в один день получает в одном из этих ваших мессенджеров письмо: «извини, но у нас ничего не получится». И что делать? Вешаться? Стреляться? Травиться?
- Жить дальше, - рассудительно и спокойно ответил Радомир, особо не задумываясь над этим, ведь ответ был для него так очевиден.
- Как это всё просто у вас! - покачал головой старец. - Пусть живёт себе дальше как хочет, а меня тут как и не было. Так что ли?
- Что же поделать, раз судьба у него такая.
- Нет, не греши на проведение. Оно тут совершенно не причём.
- А что причём?
- Люди сами и причём, - ответил философ. - Кто, если не они, появляются в твоей жизни, сеют надежду на счастье, а потом, чуть оно корни пустит, рвут что есть силы? Да так рвут, чтобы больше уже ничего никогда корни не пустило. Более того, иногда есть ещё такие, - продолжал старец с нескрываемым недовольством, - которые перевернут там всё и солью посыпят, чтобы уж наверняка. И вот, родные мои, чтобы не стреляться и не вешаться, человек этот творить начинает. Вопрос в другом: что творить? Кто-то что-то осмысленное и глубокое, а кто-то глупости сплошные, да порой так, что следом либо в «жёлтый дом», либо за решётку, а что хуже, порой и в «ящик играет».