В любом случае, мне бы не хотелось раздражать леди Кредитон. Но в данный момент страшиться нечего. Она явно мной довольна.
Но с мисс Беддоуз, как я поняла, она обращается хуже, так как только я от нее вышла, как на трясущихся ногах к ней пошла гувернантка.
Я вышла в парк и встретила Рекса.
– Вы, кажется, полюбили наш сад, сестра Ломан, – сказал он. – Уверен, вы находите его красивым.
– Я нахожу его соответствующим, – ответила я. Он поднял брови, и я продолжала: – Соответствующим замку.
– Вас восхищает наш образ жизни, сестра Ломан?
– Возможно, меня легко привести в восторг, – парировала я.
– Это великий дар. Жизнь становится терпимой, когда умеешь восхищаться.
– Свою жизнь я всегда считаю терпимой. Он улыбнулся.
– Если мы восхищаем вас, – начал он, – то вы восхищаете меня.
– Я рада. Мне бы не хотелось показаться вам скучной.
– Это невозможно.
– Теперь я должна сделать книксен и сказать: «Благодарю вас, сэр».
– Вы так не похожи на женщин, которых я когда-либо встречал.
– Пожалуй. Я сама зарабатываю себе на жизнь.
– Вы, несомненно, полезный член общества. Как приятно, быть одновременно и полезной, и красивой.
– Приятно слышать, когда о тебе говорят такое.
– Сестра Ломан звучит чуточку сурово. Вам это не идет.
– Вероятно из-за слова «сестра». Медсестры могут быть и драконами.
– Вы тоже?
– В зависимости от обстоятельств.
– Уверен, что вы можете быть кем угодно в зависимости от обстоятельств. Мне бы хотелось думать о вас, как о ком-нибудь другом, чем о сестре Ломан.
– Полагаю, вас интересует мое первое имя. Чантел.
– Чантел. Очень необычное имя и… очаровательное.
– И больше подходит мне, чем «сестра».
– Несомненно больше.
– Чантел Спринг Ломан, – произнесла я, он заинтересовался, каким образом я получила мое имя. Я рассказала ему, что это имя моя мать увидела на могиле, он сказал, что это очень интересно. Потом он повел меня к оранжереям, где стал объяснять садовникам, какие понадобятся цветы во время приема. Он попросил моего совета, я дала его. Мне польстило, что он решил последовать ему и сказал садовникам: «Пусть так и будет».
21 мая. В последние два дня в доме произошла драма. Думаю, что она началась еще до того, как я это поняла. Я заметила, что Джейн Гудвин, горничная Валери Стреттон, чем-то обеспокоена. Я спросила ее, хорошо ли она себя чувствует.
– Со мной все в порядке, сестра, – ответила она.
– Мне показалось, что вы… чем-то обеспокоены.
– Ах, нисколько, – пробормотала она и поспешно проследовала дальше.
Я поняла, что что-то не так. Я стала думать о том, что же происходит в западной башне и что чувствует Валери в преддверии приезда сына. Хочет ли она его видеть? Наверняка. По общему мнению он такой очаровашка. Его жена безумно влюблена в него, и моя дорогая холодная Анна чуть не влюбилась в него, так что естественно, что его мать счастлива при мысли о том, что он приедет. Я быстро определила, что Джейн относится к тем людям, которые созданы для того, чтобы кому-нибудь прислуживать. Сомневаюсь, что у нее есть собственная жизнь, центром ее существования является хозяйка или подруга, в данном случае Валери Стреттон. Следовательно, если Джейн встревожена, значит, с Валери неладно.
Было девять часов вечера. Я принесла Моник еду и читала, когда в дверь постучалась Джейн.
– Ах, сестра, – обратилась она ко мне, – пойдемте быстрей. Миссис Стреттон…
Я поспешила в западную башню. Валери Стреттон лежала на кровати, скорчившись от боли. Я подумала, что дело ясно, так как и раньше об этом подозревала. Я приказала Джейн:
– Немедленно пошлите за доктором Элджином.
Джейн выбежала. В данном случае я была бессильна. У Валери был приступ грудной жабы, к тому же я в первый раз, как увидела ее, подумала: «Сердце».
Я склонилась над ней.
– Все скоро пройдет. Все проходит. Я в этом уверена.
Она молчала, но, по-моему, она была довольна, что я рядом. Но меня изумило то, как она была одета. На ней были высокие ботинки, ее одеяло было все в грязи от них, а с головы свалилась шляпа. Шляпа была с вуалью, за которой она, должно быть, прятала свое лицо. Она куда-то ходила. Я бы не поверила в это, если бы не заметила ботинки и шляпу. Почему она выходила в такой одежде, да еще вечером?
Боль отпускала. Подобный приступ может длиться полчаса, а этот приступ был пока не сильный.
Но это предупреждение.
Осторожно я сняла с нее ботинки, они были все в грязи. Сняла шляпу, но пальто не стала снимать, чтобы не беспокоить ее до прихода врача.
Перед его приходом приступ прекратился. Он осмотрел ее, а я аккуратно раздела ее. Она была настолько измучена, что не могла говорить, поэтому я все объяснила доктору, он помрачнел.
Он сказал, что ей необходимо отдохнуть и поспать.
Потом он пришел ко мне в кабинет.
– Очень плохо, доктор?
Он кивнул.
– Грудная жаба, без сомнения. Как хорошо, что вы здесь, сестра. Но готовы ли вы ухаживать еще за одной пациенткой?
– Конечно.
– Нужно только внимательно следить за ней. Она должна поменьше двигаться, стараться избегать утомления и волнений. И обязательно соблюдать диету. Есть как можно меньше. Вы, наверное, сталкивались с подобным случаем.
– Да, до мисс Бретт я ухаживала за сердечницей.
– Прекрасно. Теперь следующий приступ может повториться лишь через недели, месяцы… а может и позже. С другой стороны, может и через час. Дайте ей немножко коньяка, если заметите признаки. Я пошлю вам нитрит амила. Вы знаете, как им пользоваться?
– Пять капель на носовой платок и дать понюхать.
Он кивнул.
– Она была одна, когда это случилось?
– Нет. С ней была Джейн Гудвин. Хотя она как раз вошла.
– Понятно, миссис Стреттон долго ходила. В будущем ей придется соблюдать осторожность. Ей следует всегда иметь под рукой клочок ваты, пропитанный нитритом амила. Я вам дам пузырек с плотно пригнанной пробкой. Накапайте пять капель на вату, а вату положите в пузырек, тогда, если она будет одна и почувствует, что приступ приближается, лекарство у нее окажется наготове. Мне бы хотелось, чтобы она отдохнула, а вы или Джейн Гудвин находились с ней рядом. Джейн, кажется, разумная девушка.
Я согласилась с этим.
– Хорошо, теперь я пойду к леди Кредитон и сообщу ей о положении дел. Она должна быть благодарна судьбе, что вы находитесь в доме.
Леди Кредитон, хотя и не была благодарна, потому что не может быть благодарной тому, кому платит, признала, по крайней мере, что очень удобно (ее слова), что я нахожусь здесь.
– Доктор Элджин сообщил мне, что вы станете присматривать за миссис Стреттон-старшей, – сказала она таким тоном, словно то, чем я занимаюсь, проще простого. – Насколько я понимаю, у нее плохое сердце, – ее ноздри неодобрительно раздувались, будто она хотела сказать: «Как похоже на эту женщину: иметь плохое сердце в такой момент!»
Я подумала, что она твердая, как гвозди, которые вбивают в «леди» компании (если в них вообще вбивают гвозди. Мои знания о судостроении – нулевые). Она не смогла скрыть ярость и ненависть, и я задумалась вновь, каким образом подобная женщина сумела сдержаться в той ситуации, в которую вовлек ее сэр Эдвард. Это лишь доказывало, что он сам был из железа. И тут меня вдруг осенило, что любила-то она судоходную компанию. Это же Великое Дело, приобретение капитала. Они с сэром Эдвардом были партнерами не только в браке, но и в деле, и когда ее брак потерпел неудачу, она решила, что дело не провалится никогда.