– Что грешного в забавах, – высказался Редверс. – По правде говоря, веселиться намного умнее, чем скучать, увлекаться кем-либо умнее, чем быть равнодушным. Должен вам доложить, мадам, что мой брат – крайне умный человек. Он обладает разумом, необходимым в его положении.
– Вы, естественно, любите его, – прокомментировала мадам де Лодэ.
– Мадам, мы выросли вместе. Мы братья. Нас никогда не волновало, что мы братья лишь наполовину. Детские годы мы провели вместе. Теперь он занимается делами. Что касается «Леди Лайн», Рекс знает о ней все.
– Да, о «Леди Лайн» он знает много, – Моник нагло расхохоталась.
Чантел с тревогой следила за ней, она всегда настораживалась, когда Моник начинала без конца смеяться.
Чантел встала. Я испугалась на секунду, что она выдаст свои эмоции, которые явно переполняли ее. Я не верила, что она безразлична к Рексу.
Она взглянула на доктора Грегори.
– Можно, я дам миссис Стреттон десять капель белладонны?
– Можно, – разрешил Айвор.
– Сейчас принесу.
– Зачем? – возмутилась Моник.
– Вы начинаете задыхаться, – пояснила Чантел.
– Вы идете к себе? – спросила мадам де Лодэ. – Вам надо посветить.
Взяв со стола фигурку, она позвонила. Звон был на удивление громким.
Вбежала испуганная Перо.
– Проводи сестру Ломан в ее комнату и посвети ей. После ухода доктора и Чантел Моник пожаловалась:
– Со мной обращаются, как с ребенком.
– Моя дорогая, – сказала мадам, – они беспокоятся о тебе.
– Тебе прекрасно известно, что лучше предотвратить приступ, чем потом сражаться с ним, – заметил Редверс.
– Никакого приступа у меня не будет. Я не верю в это. Просто она хотела остановить меня, потому что я заговорила о нем. Она не верила, что он отправится в Сидней жениться на мисс Деррингам. Она считает себя неотразимой, – и она снова захохотала.
Редверс произнес суровым тоном:
– Замолчи. Не говори о том, о чем не имеешь представления.
Он говорил столь повелительным тоном, что мы все слегка оторопели. Создалось впечатление, что перед нами появился новый человек, прятавшийся за маской щеголя с изысканными манерами. Моник откинулась, вцепившись в ручки кресла.
Дик Каллум переменил тему:
– Как я понял, в этом году у вас рекордный урожай кокосов, так что мы повезем в Сидней большой груз копры.
Этой репликой он попытался восстановить нормальные отношения, разрядить атмосферу и сделать ее веселой.
– К сожалению, с сахаром дела обстоят не столь удачно, – мадам грустно покачала головой. – Но мы забыли о своем долге. Мы так давно не принимали гостей. Хотите бренди, ликер? Могу угостить вас прекрасным коньяком. После смерти моего мужа остался прекрасный запас вина, а мы не часто пьем вино. К счастью его содержимое не испортилось с годами.
Вернулись Чантел с доктором. Чантел принесла стакан и протянула его Моник, которая, надув губы, отвернулась.
– Выпейте, – велела Чантел тоном опытной сиделки, и Моник, словно обиженный ребенок, взяла стакан и выпила лекарство.
Она села на свое место, нахмурившись. Ее мать с беспокойством следила за ней. Я увидела, что Редверс смотрит на нее с ненавистью и с усталым раздражением. Я испугалась.
После этого беседа проходила неровно, все одновременно говорили о разном. Дик Каллум, сидевший рядом со мной, сказал, что мы должны встретиться (что означало наедине) перед отплытием «Безмятежной леди». Я ответила, что боюсь, мне не представится подобная возможность.
– Вы должны постараться, – попросил он. – Пожалуйста. Чантел обсуждала с доктором, как лечить Моник.
– Полагаю, что настойка белладонны прекрасно заменяет нитрит амила, – говорила она.
– Она эффективна, но если принимать ее внутрь, надо соблюдать осторожность. Следите за тем, чтобы она не принимала больше десяти капель. Во время приступа дозу можно повторить… думаю, через каждые два-три часа. У вас достаточно лекарства?
– Да, хватит на два месяца.
Они серьезно обсуждали состояние Моник – очень профессиональная сиделка и врач.
Примерно в полночь Дик и доктор отправились обратно на корабль. Редверс остался ночевать в доме.
Перо было приказано проводить Чантел и меня в наши комнаты. Она шла впереди, освещая путь масляной лампой. По-видимому, лампой пользовались потому, что она была дешевле, чем свечи.
Они обе вошли ко мне, и Перо зажгла свечи на туалетном столике. Я пожелала им «спокойной ночи», и дверь за мной захлопнулась. Спать не хотелось. Одну из свечей я отнесла к кровати и, когда легла, задула ее. Светила луна, поэтому я не оказалась в кромешной тьме. Когда мои глаза привыкли к темноте, я стала достаточно ясно различать предметы в комнате. Слабый свет проникал сквозь ставни. Их приходится держать закрытыми, чтобы не залетали различные насекомые. Я представила, что рядом в комнате бодрствует Чантел. Я успокаивалась, когда думала о ней.
Скрипнула половица, и я вспомнила «Дом Королевы», в котором среди ночи внезапно скрипели половицы.
Мне пришли на память события, которые привели меня сюда. Я вспомнила, что в моей жизни была минута, когда я могла сделать выбор. Я могла сказать: не поеду. Могла остаться в Англии. И все было бы по-другому. Я поняла, что все, что случилось со мной – жизнь в «Доме Королевы», отношения с тетей Шарлоттой – было неизбежным. А потом появилась возможность выбора, и я избрала этот путь. Мой выбор и радовал, и тревожил меня. Я могла сказать себе, что, что бы ни произошло, я сама выбрала свой путь.
Раздались голоса! Повышенные, сердитые голоса… Моник и Реда. Они ссорились где-то в доме. Я вылезла из кровати и прислушалась. Подойдя к двери, я немного постояла около нее, потом открыла. Голоса стали громче, хотя я не слышала, о чем идет речь. Повышенный, яростный, злобный голос Моник; тихий, успокаивающий Реда? Властный?
Я вспомнила его выражение лица за столом. «Угрожает?» – гадала я. Я вышла в коридор и открыла дверь в комнату Эдварда. Луна освещала его лицо, так как он откинул простыню. Он спал. Я закрыла дверь и подошла к своей комнате.
Ссора продолжалась. И тут мурашки побежали у меня по спине, в конце коридора что-то шевельнулось.
Я всматривалась в очертания фигуры, пытаясь что-то сказать, но лишь беспомощно открывала рот.
Фигура пошевелилась – огромная, нескладная фигура. Это была Сула.
– Вам что-нибудь нужно, мисс Бретт?
– Н-нет. Я никак не могу заснуть. И пошла посмотреть, все ли в порядке с Эдвардом.
– С Эдвардом все будет в порядке, – она говорила таким тоном, будто я имела наглость утверждать обратное.
– Спокойной ночи, – пробормотала я.
Она кивнула, вернулась к себе и закрыла дверь. Меня все еще колотило от мысли, что она следила за мной, когда я этого не видела.
Что она там делала? Может она кралась к двери в комнату Моник и Редверса? Может быть, она подслушивала, чтобы в любую минуту прийти на помощь к ее мисси Моник?
Я легла. И удивилась тому, что в такую влажную жару я сильно замерзла. Долго я лежала, трепеща от холода. Казалось, прошла вечность, прежде чем я заснула.
На следующее утро меня разбудила Перо, которая принесла завтрак. Завтрак состоял из мятного чая, тостов с маслом, очень сладкого варенья, непонятно из чего, ломтика дыни и двух сладких бананов.
– Устала? – улыбнулась Перо. – Плохо спала?
– Незнакомое место.
Она улыбнулась, она выглядела такой юной и невинной. Поразительно, как при дневном свете чувствуешь себя совсем по-другому. При свете солнца, пробивающегося сквозь ставни, убогая комната уже не казалась такой таинственной. Пока я завтракала, вошел Эдвард. Усевшись на кровать, он мрачно доложил:
– Я не хочу оставаться здесь, Анна. Я хочу плавать на «Безмятежной леди». Как ты думаешь, капитан возьмет меня с собой?
Я отрицательно покачала головой. Он вздохнул.
– Как жаль, – загрустил он. – Не думаю, что мне здесь понравится. А тебе?
– Поживем – увидим, – ответила я.
– Но капитан завтра уходит в плавание.