– По правде сказать, – добавила Чантел, – я держала подстилку наготове. Поэтому я так быстро добежала до него, но мне кажется, что в подобных случаях надо действовать, не думая. Какое зрелище… бедный малыш, объятый пламенем!
– Я всю ночь не смогу заснуть, – объявила я, – или во всяком случае то, что от нее осталось.
– Я тоже, – отозвалась она.
Когда мы приехали, из своей комнаты вышла мадам.
– Что с мальчиком? – спросила она.
– Думаем, что поправится, – ответила Чантел.
– Он обязан вам жизнью, – возвестила она. – Такое не забывается. Чантел улыбнулась.
– У него шок, – сказала она. – Сейчас он спит. Утром я загляну к нему. И доктор придет.
– Но это ты…
– Я не пила гали.
– Вы, наверное, очень устали, – заметила мадам.
Чантел не отрицала. Мы пожелали мадам «спокойной ночи».
– Чантел, нам надо поговорить, – произнесла я. – Случилось нечто фантастическое.
Я зажгла свечи и обернулась к ней. Никогда она не казалась мне настолько красивой, и я, несмотря на возбуждение, на мгновение замолчала, не в силах оторвать от нее взгляд.
– Что такое? – поинтересовалась она. Я покачала головой.
– У тебя такой… ликующий вид.
– Я победила смерть. У меня такое чувство, что я вырвала этой ночью мальчика из рук смерти.
– Что за ночь. Но со мной тоже кое-что случилось, и об этом я и хочу рассказать тебе.
Я поведала ей о своей находке. От изумления она раскрыла рот.
– Те самые бриллианты? Ты уверена?
– Уверена. Это та самая носовая фигура. Я видела ее копию. По правде говоря, она у меня. К тому же на ней название… А вокруг камни.
– Может быть, это не бриллианты.
– Я не сомневаюсь, что это они. Понимаешь, Чантел, если это действительно бриллианты, это значит, что Редверс может снять с себя подозрение. Многие считают, что их украл он.
Она слегка помрачнела. Не понимаю, почему она так его не любит. Может быть, она что-то скрывает от меня? Странно.
– Ты не можешь знать этого точно, – заявила она. – Здесь повсюду полно таинственных фигур с камнями, ну и… К тому же, по твоему описанию, они слишком большие для бриллиантов. Тогда это целое состояние.
– А бриллианты Филлимора и были целым состоянием. Чантел, что нам делать?
– По-видимому, она для них что-то вроде божества. Вполне вероятно. Эта легенда о том, что они прибыли из Страны Огня. Возможно, это связано с ней. Бриллианты вспыхивают пламенем.
– Наверняка, здесь какое-то суеверие, но меня больше заботит, что делать? Пойти и сказать им? Спросить, как попали к ним фигура и камни?
– Вероятно, они рассердятся, когда узнают, что ты видела их. Ты же в конце концов бродила по дому без разрешения.
– Да, я и раньше нарушила их границы, – и я рассказала ей, как гуляла по их участку. – Может ты что-нибудь сделаешь. Они тебе благодарны.
Она молчала.
Тут я внезапно закричала:
– Ничего не будем делать, пока не вернется корабль. Я расскажу капитану. Пусть он что-нибудь придумает.
Некоторое время она ничего не отвечала, ликование у нее прошло. Кажется, это как-то связано с ее неприязнью к капитану.
Последующие недели оказались самыми тяжелыми.
Меня охватило лихорадочное нетерпение, я боялась, что до прихода корабля с бриллиантами что-нибудь случится – то, что это бриллианты, я не сомневалась. Я следила за календарем с большим пылом, чем Эдвард. Даже то опасение, что письмо Редверса находится в руках Сулы или Моник, ушло на задний план.
Все в доме узнали, что мы собираемся вернуться в Сидней. Моник устроила мне неприятную сцену, пытаясь выяснить, что я собираюсь делать. Чантел удалось утихомирить ее; благодаря происшествию с огненными плясками Чантел приобрела новую властность. Я видела, с каким уважением на нее смотрят Сула и Перо, а когда мы гуляли, я замечала, что люди иначе смотрят на нее. Некоторые жители острова, родом из Европы, поздравляли ее и удивлялись тому, что не встречались с ней прежде. Но ведь мы жили в «Каррманте», а мадам де Лодэ жила затворницей. Чантел нравилось подобное внимание. Я думала, что в недалеком будущем из нее получится замечательная хозяйка замка. Я сказала ей, что, когда она станет старой, как леди Кредитон, она будет такой же грозной. Ее это насмешило.
Однажды я напомнила ей:
– Чантел, с письмом какая-то загадка. Ничего не случилось.
– Хороший знак. Наверное, его никто и не крал. Может, оно упало в мусорную корзину и поэтому пропало? Очевидно, так оно и было.
– Но я уверена, что в комнате кто-то был.
– Угрызения совести, Анна, – усмехнулась она. Я запротестовала.
– Но ведь ничего…
Она чмокнула меня в нос.
– Мне нравится считать тебя чуточку виноватой, Анна. Так ты более похожа на человека. А о письме не беспокойся. Оно потерялось.
Я продолжала составлять опись и подсчитала, что в доме находится ценных вещей на несколько тысяч фунтов. Я сказала мадам, что прослежу, чтобы список был послан перекупщикам и что я не сомневаюсь, что это принесет результат.
Она пришла в восторг при мысли о том, какие ее ждут перемены, при этом она сильно оживилась.
Однажды вечером Моник устроила сцену, и я гадала тогда, не у нее ли письмо, которое она таит по какой-то известной только ей причине.
Она объявила, что уедет на «Безмятежной леди». Она не собирается оставаться, если мы уедем. И Эдвард поедет с ней.
Пришлось вызвать доктора, и им с Чантел удалось успокоить ее. Эдвард был уверен, что уедет с нами. Я спросила Чантел:
– А как же мадам де Лодэ? Она же не захочет, чтобы Моник уехала.
– Мадам думает главным образом об обещанном тобой состоянии. Эдвард в восторге от мысли, что вернется в Англию. Он сильно расстроится, если ему придется остаться. Что ему здесь: истеричная мамаша, скупая бабка и сумасшедшая старая Сула.
– Разве можно все это решать быстро? Я думала, что Моник приехала, чтобы жить со своей семьей и потому, что местный климат ей больше подходит.
– Ей не подходит никакой климат. Она никогда не будет счастливой. Вот в чем беда. Слишком много в ее жизни напряженных моментов. Сейчас она держится ожиданием капитана. Она не даст вам уплыть просто так, Анна. Она что-то замышляет. Я не говорила тебе об этом, потому что не хотела огорчать. Она говорит только о тебе и капитане.
– Значит, письмо у нее.
– Тогда бы она сказала. А я посмотрела везде. Она даже тише ведет себя, словно что-то планирует, задумывает.
– Ах, Чантел… мне так страшно.
– Она уверена, что вы с капитаном любовники. Она заявила, что вы замыслили убить ее, чтобы убрать с дороги.
– Что делать, Чантел? Сула следит за мной, будто ждет, что я как-нибудь наврежу Моник. И Перо следит. Все настроены против меня. Несомненно, именно этого и добивается Моник.
– Она, конечно, обожает драму и жаждет находиться в ее центре, но в такого рода драме слишком много комедии.
– Что если она заведет комедию слишком далеко?
– Каким образом?
– Предположим, она покончит с собой и сделает так, будто я… или капитан…
– Нет! Как она сможет насладиться драмой, если будет мертва!
– Если до «Безмятежной леди» придет какой-нибудь корабль, Чантел, нам надо будет уехать. Уплыть в Сидней, попытаться найти работу…
– Но ты не сможешь так просто сесть на корабль. К тому же никакой другой корабль сюда не зайдет. Ты находишься здесь, Анна.
– Да, я… в западне.
– А я-то думала, что ты хочешь дождаться капитана, чтобы сообщить ему, что ты отвела его от подозрений?
– Я хочу, но мне страшно, Чантел. Вокруг нас сгущаются тучи.
– Дикая, истеричная, страстная женщина, отбившийся муж и женщина, в которую он влюблен. Вот так ситуация, кто бы мог поверить, что это ты, моя дорогая, спокойная, практичная Анна.
– Не шути, пожалуйста, Чантел. Дело слишком серьезно.
– Очень серьезно, – согласилась Чантел. – Но не волнуйся. Я с тобой, Анна, как и прежде. Разве это не утешение?
– Большое утешение, – горячо заверила я.
Здоровье Моник ухудшилось. Приступы участились и следовали один за другим. Чантел сказала, что они были не страшными, но здоровье пациентки очень беспокоит ее. Она ни на шаг не отходила от нее и часто сидела с ней по ночам. Чантел была истинной сиделкой.