— А вы уверены, что хотите продолжать? В этом нет никакой необходимости. Откажитесь от вашего расследования, и я исчезну.
— Я так не думаю, — возразил Бёртон.
— Да будет вам, сэр Ричард! Бросьте все это дело! Почему бы вам не остепениться? Женитесь на своей любовнице. Займите какой-нибудь государственный пост и пишите книги.
«Бисмалла! — подумал Бёртон. — Да он практически цитирует Джека-Попрыгунчика!»
— Да, это одна возможность, — ответил он. — Но есть и другая: расскажите мне, что происходит. Может быть, начнем с похищения Спика? Или вернемся немного назад и поговорим о том, почему вы настраивали его против меня после Нильской экспедиции? Или лучше обсудим вервольфов, которые были с вами в больнице? А не хотите ли вы поболтать о Джеке-Попрыгунчике?
В уголке розового глаза альбиноса дернулся мускул, и Бёртон понял, что попал в точку. Он не занимается двумя делами — он работает над одним!
Олифант вскинул рапиру и произвел ленивый выпад в сердце Бёртона. Королевский агент вовремя отпрянул, шагнул влево и легонько кольнул острием в горло Олифанта — черт, ложный выпад! Он опустил рапиру и ударил альбиноса под ключицу. Но его клинок был ловко встречен, развернут и вновь почти выбит из руки. На этот раз, однако, он атаковал стремительно и эффективно, и Олифант, не встретив сопротивления в ожидаемом направлении, понял шпагу выше, чем было необходимо. Конец рапиры Бёртона протанцевал под ней, пронзил рукав бархатного сюртука и уколол в запястье. Эту комбинацию — манжету — исследователь разработал сам, когда учился фехтованию в Болони, под руководством знаменитого месье Константина.
Лоуренс Олифант отпрыгнул назад и схватился за запястье, его губы искривились.
Бёртон обогнул соперника, проскользнул мимо бюро, окон, стола и книжного шкафа и остановился перед дверью, преграждая Олифанту путь к бегству. Все это время кошачьи глаза альбиноса следили за каждым его движением.
Бёртон вытер тыльной стороной ладони кровь со щеки.
— К бою! — рявкнул он и принял позицию.
Олифант отвратительно зашипел и последовал его примеру. Клинки встретились.
Вихрь ударов, и дуэль началась. Два клинка скрещивались, отлетали, наносили и отражали удары, крутились в прямых и ответных атаках, наполняя комнату тонким звуком металла о металл: тинь-тинь-тинь. Даже с раненым запястьем противник двигался быстрее всех фехтовальщиков, с которыми Бёртону приходилось сталкиваться, но и у Олифанта была слабость: его глаза выдавали каждое следующее движение, благодаря чему королевский агент приспособился защищаться от головокружительных выпадов. Однако найти брешь в обороне альбиноса оказалось значительно труднее, и сражение в кабинете, освещенном колеблющимся светом свечи, постепенно превратилось в соревнование в выносливости, а тут Бёртон явно был в слабой позиции.
— Сдавайтесь! — крикнул Олифант.
— Где Спик? — заорал Бёртон в бешеной злобе. — Говори!
— Вот мой ответ! — И шпага альбиноса приобрела такую стремительность, что стала почти невидимой. Только инстинкты спасали Бёртона, инстинкты и многолетние занятия фехтованием: вновь и вновь он отчаянно отражал удары и уклонялся от всепроникающего острия. Вновь и вновь ему приходилось отступать, шаг за шагом, пока он не оказался прижатым спиной к книжному шкафу Такое положение лишало его способности к маневру. Что было еще хуже, его начала одолевать усталость, и в розовых глазах Олифанта он прочитал, что альбинос это заметил.
Он сделал ложный выпад, избежал контратаки и бросился вперед. На щеке Олифанта появилась красная полоса, кровь брызнула на сверкнувший клинок Бёртона.
— Один-один! — рявкнул он и, видя, что враг на мгновенье потерял контроль, попробовал применить один из своих коронных ударов — один-два, — который выбивал оружие из руки любого противника, да еще и ломал запястье.
Но Лоуренс Олифант не был обычным противником.
С яростным воплем он отбил нападение Бёртона и вновь перешел в атаку.
Смертельный конец шпаги налетал на королевского агента со всех сторон, и Бёртон, зажатый у книжного шкафа, понимал, что в его защите зияет страшная брешь. Каждую минуту у него на руках появлялись все новые кровавые царапины; одежда, разорванная во многих местах, свисала клочьями, на шее была колотая рана.
Он тяжело дышал, голова кружилась. Левая рука, вытянутая для равновесия вперед и вниз, на что-то наткнулась; на миг он отвлекся, и острие Олифанта вновь кольнуло его очень сильно.
И в то самое мгновение, когда он прочитал в глазах врага, что сейчас тот нанесет смертельный удар, рука Бёртона сомкнулась на каком-то предмете и выдернула его. Вторая рапира взлетела вверх, и «Рассказ об исследовательской экспедиции на реку Заир» слетел с ее конца, ударив Олифанта прямо в нос.
Альбинос от неожиданности подался назад.
Новоприобретенное оружие Бёртона опустилось вниз, второе взлетело вверх, и на этот раз коронный удар один-два достиг своей цели. Шпага Олифанта, крутясь, вылетела из его руки и упала на пол возле окна. Королевский агент мгновенно бросил обе рапиры, прыгнул вперед и нанес страшный удар в ухо своего врага.
Голова альбиноса едва не слетела с плеч, он покачнулся, ударившись о стол и врезавшись в стул, который под его весом развалился на куски, а потом рухнул на пол.
Перекатившись на колени, Олифант избежал еще одного страшного удара и, бросившись вперед, разорвал острыми когтями пижаму и вцепился в ноги Бёртона.
Королевский агент схватил руку негодяя, пытаясь провести джамбуванте — прием индийской борьбы, — но его босая нога подвернулась, наступив на острый деревянный обломок. Он потерял равновесие и зашатался.
Альбинос брыкнулся, попав пяткой в бедро Бёртону. Королевский агент отлетел к книжному шкафу, с грохотом ударился об него, тяжелые тома полетели с полок. Соскользнув на пол, Бёртон схватил ножку от стула и вновь вскочил на ноги, причем как раз вовремя — он увидел, что Олифант собирается бежать.
Злодей схватил трость, подобрал клинок, вложил его внутрь и прыгнул в закрытое окно. Раздался пронзительный звон разбитого стекла, затрещала сломанная рама, вылетающая на тротуар.
Бёртон подбежал к окну и выглянул. Никакой нормальный человек не избежал бы сильнейших травм при таком падении, но Олифант, без цилиндра и весь в крови, вскочил с земли и с невероятной скоростью припустил к западному концу Монтегю-плейс. Пробежав мимо ям, вырытых вчера вечером дорожными строителями, он исчез за углом.
Сэр Ричард Фрэнсис Бёртон, в разодранной одежде, подошел к бюро, оставляя за собой кровавую дорожку, налил себе большой стакан бренди и залпом осушил его.
Потом добрел до камина, рухнул в любимое кресло, испустил глубокий вздох, но тут же встал, начав расхаживать по комнате и размышлять, каким образом Олифант попал в дом.
Вскоре все стало ясно: парадная дверь была открыта, и за ней, в коридоре, стояла миссис Энджелл в одной ночной рубашке. Ее широко открытые глаза бессмысленно глядели вокруг.
— Пойдемте, миссис Энджелл, — мягко сказал Бёртон, увлекая ее в гостиную. Потом усадил на стул и запел на том самом древнем языке, с помощью которого выводил из транса графиню Сабину.
Он знал, что надо делать. Следовало не просто вывести женщину из гипнотического ступора, а погрузиться в глубины ее сознания и удалить оттуда все мысли и намерения, внушенные ей сверхгипнотизером. Иначе она, в лучшем случае, могла стать шпионкой Олифанта, а в худшем — подсыпать яд в пищу своему жильцу.
«Силы ада! — ужаснулся Бёртон. — Во что я ввязался?!!»
Глава 11
Трубочисты
«Пальмерстон против РАБСТВА.
Пальмерстон за ДЕТСКИЙ ТРУД.
НО ДЕТСКИЙ ТРУД И ЕСТЬ РАБСТВО!
Голосуй ПРОТИВ ЛИЦЕМЕРА!
Отдай свой голос ДИЗРАЭЛИ!»
Позже этим же утром, договорившись со стекольщиком о замене разбитого окна, Бёртон отправился к Алджернону Суинберну, жившему в съемной квартире на Графтон-вэй, рядом с Фицрой-сквер.