Суинберн истерически хохотал.
Он был весь в крови, у него все болело от многочисленных порезов, но каждая рана посылала в его тело волну удовольствия, щекотавшую нервы.
Лоуренсом Олифантом овладела слепая ярость. Он швырнул на землю трость-шпагу, сбросил сюртук, закатал рукава рубашки и навис над поэтом, глядя на него с ужасающей злобой.
О, как ему хотелось прямо сейчас растерзать это рыжеволосое ничтожество! Но нет… он не допустит, чтобы этот ублюдок сдох легкой смертью! Он этого не заслужил. Долгая, медленная, мучительная смерть — вот что его ожидает!
Вновь и вновь он распахивал ворота и приказывал Суинберну бежать, а потом, в самый последний момент, настигал свою жертву и швырял обратно во двор.
Но Суинберну, видно, все было нипочем.
Олифант, дьявольски ухмыляясь, прошелся по кругу, а потом пригнулся и изо всей силы ударил поэта. Тот взлетел на воздух и с глухим стуком шмякнулся на землю, его одежда порвалась, кожа покрылась ссадинами. Он попробовал подняться, но все тело его было разбитой окровавленной массой, глаза дико сверкали, в горле что-то булькало, кровь лилась из носа и с разбитых губ.
В два пряжка Олифант очутился рядом с ним.
— Кто ты такой? — сплюнул кровью Суинберн. — Один из подопытных кроликов сестры Найтингейл?
— Заткни пасть!
— Что она сделала с тобой?
— Спасла.
— От чего?
— От смерти, Суинберн. Я перебрал с опиумом, стал наркозависимым и впал в кому в одном из притонов Лаймхауса. Мисс Найтингейл спасла те части моего мозга, которые еще действовали, и пересадила их животному.
— Какому животному?
— Моей белой пантере.
— А! Это многое объясняет!
— Что именно?
— То-то мне в нос шибает застарелый запах кошачьей мочи, как только ты ко мне приближаешься!
Олифант яростно зашипел, схватил поэта — одной рукой сзади за шею, другой за правое бедро, — поднял его, раскрутил и подбросил высоко в воздух. Суинберн ударился о стену, сполз по ней, покатился и остался лежать ничком. Увидев приближающиеся ноги альбиноса, он прокаркал, булькая кровью:
Олифант наклонился над ним.
— Беги, — прошептал он. — Дуй к воротам!
Суинберн перекатился на спину и посмотрел в горящие злобой розовые глаза.
— Благодарю, — с трудом прошептал он. — Но я лучше полежу здесь и сочиню парочку поэм.
— Что? — заорал Олифант. Он схватил поэта за горло и поднял на ноги. Потом крепко обхватил пальцами его тощую шею и с интересом стал смотреть, как синеет лицо его жертвы.
Суинберн брыкался и пытался вырваться, вцепляясь в запястья врага, но освободиться не мог.
Внезапно за плечом Олифанта кто-то мелькнул, и вслед за тем чей-то глубокий голос приказал:
— Отпусти его.
Альбинос в тревоге обернулся.
В воротах стоял сэр Ричард Бёртон. Он подобрал трость-шпагу Олифанта, вынул ее из ножен и держал в руке. Маленькая собака покрутилась у его ног и попятилась обратно в ворота, спряталась за ними и оттуда украдкой глядела на Олифанта.
— Бёртон… — опешил альбинос.
Он выпустил Суинберна, который в очередной раз грохнулся на землю и остался лежать, уже не в силах пошевелиться.
— Иди сюда, ублюдок, — рявкнул Бёртон.
— Я безоружен. — Олифант широко развел руки.
— Мне плевать.
— Не очень-то по-джентльменски.
— Многие люди не считают меня джентльменом, — сказал Бёртон. — Для них я — Головорез Дик. И сейчас я докажу, что они правы.
Он прыгнул к Олифанту и ударил его в сердце. Но человек-кошка ловко изогнулся и отпрянул назад, конец рапиры только разорвал рукав его рубашки.
— Ты забыл, что я быстрее тебя, Бёртон! — Олифант пригнулся к земле и со скоростью молнии бросился вперед, стараясь впиться своими острыми когтями в бедро королевского агента.
Бёртон предвидел его движение и перехватил руку альбиноса в воздухе.
— Это еще посмотрим, кто быстрее, — заявил он.
Он нажал посильнее, и кости альбиноса затрещали.
Олифант закричал.
Бёртон бросил рапиру и изо всей силы ударил его в челюсть.
— Пора тебе уже понять, что я сильнее.
16
Цитата из поэмы Алджернона Чарльза Суинберна «Гимн Прозерпине» приводится в переводе Джеймс Лентин.