Когда мы сошли с поезда, то первый, кого мы увидели, был комиссар Марлоу. Он стоял на платформе и ждал нас, скрестив руки на груди. Он и так всё время прибывал в состоянии жизнерадостного человека, которого били всю ночь мешком с мукой по лицу, но сегодня он даже превзошёл себя.
— Марлоу, — сказал Джекаби.
— Джекаби, — сказал Марлоу.
— Комиссар, как мило с вашей стороны, прийти нас встретить, — сказала я. — А как вы вообще узнали, что мы...
— У меня привычка быть хорошо информированным, — ответил он.
Джекаби кивнул.
— Тогда, я полагаю, вы уже хорошо проинформированы о самых последних событиях в долине? Значит это поможет нам избежать написания большого количества документов с нашей стороны, не правда ли? Мисс Рук, вы должны быть рады.
— Мне хотелось бы восполнить некоторые недостающие детали, — сказал Марлоу.
— О, будут вам детали, — ответил Джекаби. — Рук умеет великолепно обращаться с деталями... описывая их большим количеством прилагательных. На мой вкус даже слишком большим.
— Завтра мы предоставим вам полный отчет, — заверила я комиссара.
— Хорошо, — проворчал Марлоу. — Но пока я хотел бы услышать вашу краткую версию. Вы вообще что-нибудь узнали?
Я кивнула.
— Да, мы узнали, что кто-то за всем этим стоит. — Мне немедленно вспомнился бледный человек. Он украл зуб. Он навел Хадсона на мысль о создании собственного дракона. Ему известно о существовании хамелиоморфов. Я сглотнула. Он убил всех тех людей. — Я не знаю кто он, и какие цели преследует, но его нужно выследить. В отчёте я дам полное его описание.
— Обязательно, — сказал Марлоу, а потом обратился к детективу: — И для справки, благоразумие, как правило, не раздувает место преступление огненным шаром до размеров океанского лайнера.
— Разве? — поинтересовался Джекаби. — В английском языке столько тонкостей.
— В газетах причиной пожара назван «удар молнии», — сказала я. — Поэтому вам не нужно переживать, что горожане могут податься панике из-за новой угрозы появления очередного чудовища.
Марлоу выглядел неудовлетворенным, но кивнул, и мы расстались.
— Хотя, возможно, стоило бы, — пробормотал Джекаби себе под нос, когда мы покидали вокзал.
Джекаби решил вернуться домой окружным путем и провёл нас через новое почтовое отделение Нью Фидлхэма. Подойдя к почтовому ящику, он достал из кармана пальто тонкий пакет, завернутый в коричневую бумагу, на котором едва разборчивым почерком было нацарапано одно слово «Кроникл».
— Сэр?
— Мисс Фуллер просила сберечь это для неё, — объяснил он. — Я не верю, что её последнее желание было бы, чтобы они пылились на полках. А вы как думаете?
Я уставилась на него во все глаза.
— Марлоу этому не обрадуется.
— Это отличная возможность. — Он задумчиво кивнул. — По правде, я даже не знаю, пережили ли пластины пожар. Я думаю, нужно просто посмотреть, куда это нас приведёт? Как думаете? — И пакет в коричневой бумаге с металлическим клацаньем исчез в недрах ящика.
И вот наконец-то радостно замаячила красная дверь дома Джекаби, тем самым сообщая, что наше путешествие подошло к концу. Когда-то я не очень охотно ступила на порог Огр Лейн, но теперь я была рада вернуться домой. Бросив багаж в фойе, я поспешила пройти зигзагообразный коридор и замедлилась только у винтовой лестницы. Мне нужно было столько рассказать Дженни. Я надеялась, что она будет гордиться мной, но понимала — мне придётся загладить свою вину, ведь мы не очень хорошо расстались. Поэтому я на цыпочках подошла к её двери и тихо постучалась.
— Дженни? — позвала я. Когда никто не ответил, я повернула дверную ручку. Дверь легко поддалась, и я чуть приоткрыла ее. — Дженни, это Эбигейл. Ты всё ещё сердишься на меня? Я пойму, если да... я бы тоже, наверное, на твоем месте сердилась. Прости меня. Дженни.
Я вела себя осторожно, чтобы не дай бог, не переступить порог её комнаты без разрешения, но дверь распахнулась, и я заглянула внутрь. В комнате творился живописный бардак, но самой хозяйки нигде не было видно. На полу до сих пор валялись разбросанные осколки фарфора, а несколько из них врезались в штукатурку стен. Шкаф лежал на боку, разбитый, а матрац с кроватью - в противоположных частях комнаты. А от подушки вообще остались только перья на полу. Занавески на окнах тоже отсутствовали, и, несмотря на тёплое полуденное солнце, я видела, что стёкла были матовыми. Единственным нетронутым призрачным штормом предметом мебели оказалась прикроватная тумбочка. А вот веточки древогубца были подняты с пола и помещены на тумбочку, словно венец на вершине римского пьедестала. Я несколько секунд взирала на последствия разрушения, а потом закрыла дверь и спустилась вниз.