Когда пришел Билл, он поддержал идею Стэнли. Сам он был женатым человеком и спать мог только у себя дома. Но оба считали, что это прекрасный выход из положения: Стэнли будет спать во Франчесе — вот и все дела.
Роберт почувствовал невыразимое облегчение.
— Ну что ж, — сказала Марион, — если вы будете у нас ночевать, оставайтесь прямо сейчас. Я пойду постелю вам постель. У вас, наверное, раскалывается голова. Вам отвести комнату с видом на юг?
— Да, — серьезно отозвался Стэнли. — Подальше от кухни и радио.
— Хорошо.
Билл обещал сунуть под дверь домохозяйки Стэнли записку, что тот, как всегда, придет к обеду.
— Она обо мне беспокоиться не станет, — сказал Стэнли. — Я часто не ночую дома. — Поймав улыбку Марион, он объяснил: — Перегоняю машины для своих клиентов — ночью на это уходит гораздо меньше времени.
Они закололи булавками шторы на окнах на случай, если ночью вдруг пойдет дождь. Роберт обещал прислать на завтра стекольщиков, решив про себя, что поедет за ними в Ларборо, дабы опять не нарываться на отказ в Милфорде.
— И я постараюсь заказать для ворот ключи и один возьму себе, — сказал он Марион, которая провожала их до ворот. — По крайней мере вам не надо будет без конца открывать и закрывать ворота.
Марион первому подала руку Биллу.
— Я никогда не забуду, что вы для нас сделали. Вспоминая эту ночь, я буду думать не об этих громилах, а о вас троих…
— Вам понятно, что эти громилы живут поблизости? — Билл спросил Роберта, когда они ехали домой в тишине весенней ночи.
— Конечно, — ответил Роберт. — Я это сразу понял. Во-первых, у них не было машины. Кроме того, «заграничные стервы» — отдает душком консервативной деревни, а вот «фашистки» — дело рук прогрессивного города.
Билл отпустил несколько красочных эпитетов в адрес прогресса.
— Зря я успокоился вчера вечером, — продолжал Роберт. — Этот полицейский был так уверен, что «ларборцы по ночам сидят дома», что я дал себя убедить. Мне следовало помнить предупреждение насчет охоты на ведьм.
Билл его не слушал.
— Удивительно, как неуютно чувствуешь себя без стекол в окнах, — сказал он. — Если у дома взрывом разнесет заднюю стену и в нем не останется ни одной двери, которую можно плотно закрыть, все равно в передней комнате будешь спать спокойно — если только в окнах сохранились стекла. А без стекол чувствуешь себя беззащитным, даже если сам дом цел и невредим.
Это замечание не добавило Роберту спокойствия.
13
Во вторник в полдень позвонила тетя Лин.
— Дорогой, будь добр, зайди по дороге домой за рыбой. К ужину придет Невиль, пусть у нас будет еще одно блюдо. Я считаю, вовсе необязательно готовить специально для Невиля, но Кристина говорит, что только так можно спасти пирог от его «набегов», и тогда его хватит и на завтрашний день (ведь у Кристины завтра выходной). Так что, будь добр, зайди за рыбой.
Нельзя сказать, что Роберт мечтал провести лишний час-другой в компании Невиля, но сегодня он был так доволен собой, что чувствовал, что сможет справиться с этим испытанием. Он заказал оконные стекла в Ларборо, чудом достал ключ, который подходит к воротам, — а завтра будут готовы еще два; и собственноручно отвез во Франчес продукты и лучшие цветы, какие смог раздобыть в Милфорде. За все свои труды он был вознагражден таким приемом, что почти перестал завидовать непринужденности отношений Невиля и Марион. В конце концов называть друг друга по имени с первого дня знакомства вовсе не самое важное.
В обед он позвонил Кевину Макдермоту и договорился с его секретаршей, чтобы Кевин вечером, когда освободится, позвонил ему на Гай-стрит, 10. Дело приобретало неожиданный поворот, и ему необходимо посоветоваться с Кевином.
Он отказался от трех приглашений сыграть партию в гольф, заявив, что ему «некогда гонять по лужайке кусок гуттаперчи», чем несказанно удивил своих приятелей.
Потом он съездил к одному солидному клиенту, который с прошлой пятницы не мог его застать и уже начал сомневаться, «работает ли он в конторе «Блэр, Хэйвард и Беннет».
Вместе с мистером Хезелтайном он привел в порядок все бумаги; старик всем своим видом выражал молчаливый упрек в его адрес — хотя он и был на стороне Шарпов, но по-прежнему считал, что их конторе не следует заниматься подобными делами.
Как всегда, в положенный час мисс Тафф принесла ему чай в сине-белом фарфоровом сервизе на лакированном подносе с белоснежной салфеткой и две газеты.
Поднос стоял на столе, так же, как и две недели назад, когда зазвонил телефон и Роберт поднял трубку и впервые услышал голос Марион Шарп. Подумать только — всего две недели назад! Он сидел тогда, глядя на поднос, и с грустью думал о своей спокойной, размеренной жизни и о том, как безвозвратно ускользает время. Сегодня газеты не наводили его на печальные мысли — ведь он нарушил порядок, который они олицетворяли. Он общается со Скотландом Ярдом, представляет интересы двух скандальных женщин, он стал сыщиком-любителем и присутствовал при хулиганской выходке толпы. Перевернулся весь его мир. Даже люди, с которыми он встречается, стали другими. А смуглая худощавая женщина, которую он иногда видел в городе, куда она приезжала за покупками, превратилась в Марион.
Однако у этой новой жизни была и оборотная сторона — теперь он уже не мог в четыре часа надеть шляпу и не спеша направиться домой. Роберт отодвинул поднос и приступил к работе, а когда опять взглянул на часы, было уже половина седьмого, так что домой он пришел только к семи.
Дверь в гостиную была как всегда открыта (как все двери в старых домах, она приоткрывалась, если отодвинуть защелку), и оттуда доносился голос Невиля:
— Ничего подобного, по-моему, это ты поступаешь очень глупо.
Роберт сразу узнал этот тон. С такой же холодной яростью четырехлетний Невиль заявил одному гостю: «Я очень сожалею, что пригласил вас к себе на день рождения». Судя по всему, Невиль рассердился не на шутку.
Роберт расстегнул пальто и прислушался.
— Ты вмешиваешься в то, о чем не имеешь ни малейшего понятия: вряд ли такое поведение можно назвать разумным.
Ему никто не отвечал — значит, он говорит по телефону, — а Кевин из-за этого юного кретина, наверное, не может дозвониться.
— Никем я не увлекся. Я никогда никем не увлекаюсь. Это ты увлекаешься… идеями. И еще раз повторю: ты поступаешь очень глупо… Ты защищаешь взбалмошную девчонку в деле, о котором не имеешь и малейшего понятия, что как раз и доказывает, что ты увлеклась… Можешь передать своему отцу, что ничего христианского в этом нет, а только грубое вмешательство. А может, и хуже — подстрекательство к насилию… Да, сегодня ночью… Нет, разбили все окна и написали разные гадости на заборе… Если бы его на самом деле волновала справедливость, он бы мог что-то сделать. Но ведь таким, как вы, безразлична справедливость. Вас волнует только несправедливость… Что я имею в виду под такими, как вы? Только то, что сказал. Тебя и всех твоих знакомых, которые только и занимаются тем, что подбирают какое-нибудь ничтожество и носятся с ним. Ты палец о палец не стукнешь, чтобы спасти настоящего бедного труженика от голодной смерти, но стоит старому уголовнику потерять грош, как ты вся обрыдаешься. Меня от тебя мутит… Да, я сказал, что меня от тебя мутит… Тошнит. Вот именно. Просто рвет!
После чего трубка со стуком легла на место, что свидетельствовало о том, что поэт высказался до конца.
Роберт повесил пальто в шкаф и вошел. Невиль со свирепым видом наливал себе виски.
— Я тоже, пожалуй, выпью. Я невольно кое-что услышал, — добавил он. — Надеюсь, это была не Розмари?
— Кто же еще? Больше некому додуматься до такой глупости.
— До какой глупости?
— Как, ты ничего не знаешь? Она встала на защиту несчастной Бетти Кейн. — Невиль отпил виски и вперил в Роберта свирепый взгляд, будто это он виноват в случившемся.
— Вряд ли то обстоятельство, что она встала под знамена «Ак-Эммы», может что-то изменить в ту или иную сторону.