— Доброе утро. Я считаю, вы должны взять это на себя. Знаете, у этих женщин из Франчеса с мозгами не все в порядке. Они держали деньги в коробке из-под чая, книжках и еще черт знает где. В телефонной книге у них можно найти банкноту, которую используют как закладку, например, на странице с адресом мясника. — Наконец он достал из кармана пачку денег и с торжественным видом отсчитал двенадцать десятифунтовых банкнот на стол перед носом у Роберта.
— Сто двадцать? Здорово, да?
— Что это? — поинтересовался Роберт.
— Комински.
— Комински?
— Только не делайте, пожалуйста, вид, что вы сами ничего не поймете! После того, как старуха сама дала нам совет. Вы что об этом забыли, что ли?
— Стэн, я вообще забыл, что сейчас скачки. А вы, значит, все-таки на него поставили?
— Да. А вот десятая часть, которая ей причитается за совет.
— Десятая часть? Ну, Стэн, видно, вы играли на всю катушку.
— Я поставил двадцать фунтов. Вдвое больше, чем всегда. Билл тоже неплохо заработал. Собирается купить шубу жене.
— Значит, Комински пришел первым.
— Опередил на полтора корпуса. Ну и наделал он переполоху у букмекеров!
— Ну что же, — сказал Роберт, складывая банкноты, — если дела будут совсем плохи, миссис Шарп будет зарабатывать на пропитание, давая советы игрокам.
Почувствовав по его тону что-то неладное, Стэнли внимательно взглянул на него и спросил:
— Что, дела идут неважно?
— Мрак, — сказал Роберт, употребив одно из любимых выражений Стэнли.
— Жена Билла была на суде. Она говорит, что не поверит этой девице, даже если она скажет, что в шиллинге двенадцать пенсов.
— Правда? — удивился Роберт. — А почему?
— Уж слишком она правильная на вид. Она говорит, в пятнадцать лет девчонки такими не бывают.
— Ей уже шестнадцать.
— Ну в шестнадцать, все равно не бывают. Она говорит, ей тоже было когда-то пятнадцать и ее подружкам тоже, так что эта милка с глазками ее не проведет.
— Боюсь, она сумеет провести присяжных.
— Только не женщин. Слушайте, а может, вам удастся это как-нибудь подстроить?
— Вы меня явно переоцениваете. А почему бы вам самим не отдать деньги миссис Шарп?
— У вас это лучше получится. Вы ведь сегодня к ним все равно пойдете, вот и отдадите. Только скажите, чтобы они положили их в банк, а то засунут их в какую-нибудь вазу, а потом через много лет будут удивляться, как они там оказались.
Стэнли ушел, а Роберт спрятал деньги в карман и улыбнулся. Все-таки человеческая натура — величайшая из загадок. Он был уверен, что Стэнли с большим удовольствием отсчитал бы эти деньги перед миссис Шарп, а он, оказывается, стесняется! А вся эта история про деньги, которые Шарпы, якобы, хранят в коробке из-под чая, просто выдумка.
Днем Роберт отвез деньги во Франчес и впервые увидел слезы на глазах Марион. Он рассказал ей все как было — включая коробки из-под чая и все прочее, — и закончил:
— Итак, я пришел по его поручению, — и вот тут-то Марион чуть не расплакалась.
— Почему же он их сам не отдал? — спросила она, теребя в руках банкноты. — По-моему, он вовсе не такой… такой…
— Видимо, он считает, что сейчас деньги вам очень нужны, и потому дело приобретает несколько щекотливый характер. Когда вы давали ему совет насчет лошади, вы были в его глазах обеспеченные люди, живущие во Франчесе, и тогда он, не задумываясь, сам бы преподнес вам то, что вам причитается. А сейчас вы обе выпущены под залог в двести фунтов с каждой плюс еще двести фунтов за поручительство, не говоря о грядущих расходах на адвоката. Поэтому Стэн считает, что вы не те люди, которым удобно и просто вручить деньги.
— Ну что же, — сказала миссис Шарп, — не могу сказать, что я всегда даю столь удачные советы, но не скрою, что очень рада этим деньгам. Это было очень любезно с его стороны.
— А удобно ли столько брать? — засомневалась Марион.
— Таков был уговор, — спокойно возразила ей миссис Шарп. — Если бы не я, он бы потерял деньги, которые хотел поставить на Бали Буш. Кстати, а что значит «Бали Буш»?
— Я так рада, что вы пришли, — сказала Марион, явно не собираясь удовлетворять любопытство матери. — Случилось нечто невероятное: ко мне вернулись мои часы.
— Вы хотите сказать, вы их нашли?
— Нет. Она послала их по почте. Посмотрите!
Она показала ему маленькую, очень грязную белую картонную коробочку, в которой лежали часы с голубым эмалевым циферблатом и бумага, в которую они были завернуты. Это была розовая папиросная бумага с круглым штампом и надписью: Трансвааль, Солнечная Долина, в которой раньше, судя по всему, был завернут апельсин. На клочке бумаги печатными буквами было написано: МИНЕ ОНИ НИ НУЖНЫ.
— Как вы думаете, с чего вдруг она сделалась такой щепетильной? — спросила Марион.
— Не думаю, что дело в этом. Я даже представить себе не могу, чтобы эта особа рассталась с тем, на что положила глаз.
— Однако она их прислала.
— Нет, это не она, а кто-то другой. Тот, кто крайне напуган. Да еще и с зачатками совести. Если бы Роза Глин захотела от них избавиться, она бы взяла и бросила их в пруд. Но некто Икс хочет избавиться от часов, да еще и вернуть их законному владельцу. Этот Икс мучается угрызениями совести и очень боится. Кто, по-вашему, мучается угрызениями совести из-за вас? Может, Глэдис Риз?
— Да, вы правы насчет Розы. Я и сама должна была догадаться, что это не ее работа. Она бы никогда их не вернула. Она бы скорее раздавила их каблуком. Вы думаете, она их отдала Глэдис Риз?
— Тогда многое встает на свои места. Хотя бы, как Роза сумела заставить ее прийти в суд и дать под присягой показания, подтверждающие историю с криками на чердаке. Я хочу сказать, ведь у Розы была на руках украденная вещь. Вряд ли Роза смогла бы носить часы, которые Стейплы могли не раз видеть у вас на руке. Скорее всего, она сделала «щедрый» жест и подарила их подруге, сказав что-нибудь вроде: «Я нашла эту вещицу», А откуда эта Риз?
— Точно не знаю, может, вообще не из наших краев. Но она работает на дальней ферме, той, что за фермой Стейплов.
— И давно?
— Не знаю, по-моему, не очень.
— Значит, она спокойно могла носить новые часы. Да, я думаю, это Глэдис прислала часы. Я еще ни разу в жизни не видел свидетеля, который с такой неохотой давал бы показания, как Глэдис в понедельник. Раз Глэдис все-таки вернула вам часы, еще не все потеряно.
— Однако она дала ложные показания, — сказала миссис Шарп. — Даже такая кретинка, как Глэдис Риз, должна смутно догадываться, что британское правосудие этого не одобряет.
— Но она может заявить, что ее принудили к этому, если ей подсказать.
Миссис Шарп внимательно взглянула на Роберта:
— Скажите, а в британском законодательстве есть какие-либо положения относительно тайного давления на свидетеля?
— Сколько угодно. Но я вовсе не собираюсь оказывать на нее давление.
— А что же тогда вы собираетесь делать?
— Мне надо подумать. Ситуация весьма сложная.
— Мистер Блэр, я никогда не могла разобраться в хитросплетениях закона, и вряд ли когда сумею, но я очень надеюсь, что вы не сделаете ничего такого, что можно расценить как неуважение к суду или еще что-нибудь в этом роде? Я представить себе не могу, что бы мы делали без вашей поддержки.
Роберт сказал, что не собирается делать ничего предосудительного, он безупречный поверенный с незапятнанной репутацией и высокими моральными принципами, и у нее нет никаких оснований беспокоиться на свой и его счет.
— Если мы сумеем опровергнуть показания Глэдис Риз, а, значит, и Розы, то поставим под сомнение всю их версию. Ведь это их самые ценные показания — что Роза говорила про крики у вас на чердаке еще до того, как против вас выдвинули обвинение. Вы, вероятно, не видели, какое было выражение лица у Гранта, когда Роза давала показания. Да, для работы в уголовном розыске, брезгливость серьезный недостаток. Наверно, очень печально, когда все дело зависит от такой гнусной особы. Ну, мне пора. Вы позволите мне взять с собой коробочку с запиской?