Выбрать главу

— Вы можете описать чемоданы, мисс Кейн?

— Да, конечно. Один был коричневый с уголками, а другой полотняный, с ремнями.

Что ж, весьма четкое описание.

Грант постоял еще некоторое время, оглядывая чердачную комнату, изучил вид, открывающийся из окна, и повернул к двери.

— Можно посмотреть чемоданы? — спросил он.

— Пожалуйста, — сказала Марион, но было видно, что перспектива осмотра чемоданов ей не очень нравится.

На нижней площадке она открыла перед инспектором дверь кладовки. Отступив, чтобы дать ему пройти, Роберт случайно взглянул на девушку и увидел, как у нее на лице мелькнуло выражение злорадного торжества. Оно так изменило ее безмятежную, почти детскую физиономию, что он с трудом поверил своим глазам. Этот проблеск жестокого дикарского ликования совершенно не вязался с образом скромной послушной школьницы, о которой были такого высокого мнения ее опекуны и школьные учителя.

На полках в кладовке лежали стопки белья, а на полу стояли четыре чемодана: один из невыделанной кожи, один — фибровый и рядом с ними — коричневый чемодан с уголками и полотняная шляпная коробка с разноцветной полосой посредине.

— Это они? — спросил Грант.

— Да, — ответила девочка, — вот тот и вон тот.

— Я отказываюсь беспокоить мать, которая прилегла отдохнуть, — резко сказала Марион. — Я готова признать, что сундук в ее комнате соответствует описанию. Он стоит у нее в спальне уже три года.

— Хорошо, мисс Шарп. А теперь мне хотелось бы пройти в гараж.

Гараж помещался позади дома в здании, которое когда-то было конюшней. Какое-то время все четверо смотрели на старый облезлый автомобиль. Грант зачитал вслух описание автомобиля из заявления девушки. «Машина вполне ему соответствует, но то же можно сказать о тысячах других машин на дорогах Англии, — подумал Роберт. — Суд не сочтет это убедительной уликой».

«Переднее со стороны тротуара колесо было темнее остальных, как будто его взяли от другой машины», — закончил Грант.

Все стояли молча и смотрели на более темное переднее колесо. Что тут скажешь?

— Спасибо, мисс Шарп, — произнес Грант, закрыв записную книжку и убрав ее в карман, — за содействие расследованию. Если мне понадобится задать вам еще какие-то вопросы, я позвоню по телефону. Надеюсь, вы будете дома?

— Конечно, инспектор. Мы никуда не собираемся уезжать.

Марион поняла подоплеку вопросов: ей с матерью запрещалось покидать Милфорд. Но Грант никак не подтвердил ее догадку.

Они вернулись в гостиную, и женщина-полицейский с девушкой тут же ушли. Затем распрощались с хозяйкой и Грант с Хэллемом. У Хэллема по-прежнему был извиняющийся вид.

Марион вышла проводить их в прихожую, оставив Роберта в гостиной. Вернулась она с подносом, на котором стояли бутылка хереса и рюмки.

— Я не приглашаю вас с нами поужинать, — сказала она, разливая вино по рюмкам, — главным образом потому, что мы ужинаем обычно тем, что осталось от обеда, — а вы привыкли к хорошему столу. Вам известно, что обеды вашей тетки славятся на весь Милфорд? Даже я о них слышала. А также потому… потому что, как сказала мама, Бродмур, наверно, лежит вне сферы ваших обычных занятий.

— Да, кстати, — заметил Роберт, — вы понимаете, что мисс Кейн имеет перед вами огромное преимущество? В том смысле, что она вольна описывать все, что ей вздумается. Если такой предмет обнаружится у вас в доме — это улика в ее пользу. Если нет — это вовсе не свидетельство вашей невиновности: предполагается, что вы от него избавились. Например, если бы у вас не оказалось соответствующих ее описанию чемоданов, она могла бы сказать, что вы их продали, поскольку знали, что она может их опознать.

— Но она описала их правильно, хотя никогда в жизни не видела.

— Ну и что? Она описала два чемодана. Если бы у вас было четыре чемодана из одного комплекта, то у нее был один шанс из пяти угадать правильно. Но так как у вас оказалось четыре чемодана самых обычных образцов, шансы угадать правильно возросли до пятидесяти процентов.

Роберт взял рюмку, которую Марион перед ним поставила, сделал глоток и удивился — вино было великолепного качества.

Марион усмехнулась.

— Мы экономим на всем, кроме вина.

Роберт покраснел — неужели удивление так явственно отразилось у него на лице?

— Но как объяснить, что она знала про колесо? Все это просто уму непостижимо. Откуда она узнала про меня и мою мать, и про то, как устроен наш дом? Мы никогда не открываем ворота. И все-таки допустим, что ворота были открыты и она заглянула во двор — как она могла оказаться на этой пустынной дороге, тоже вопрос, — но даже если бы она заглянула во двор, откуда ей знать, кто здесь живет?

— Может быть, она знакома с вашей служанкой? Или садовником?

— У нас никогда не было садовника, потому что у нас нет сада — только травяной газон. И уже год как у нас нет служанки. Раз в неделю с фермы приходит девушка и убирает дом — вот и все.

— Вам, наверное, тяжело одной справляться с таким большим домом, — сочувственно сказал Роберт.

— Тяжело. Но есть два обстоятельства, облегчающие мою задачу. Во-первых, я не очень пекусь о порядке и чистоте. Во-вторых, я так счастлива наконец-то иметь свое собственное жилище, что согласна терпеть определенные неудобства. Мистер Кроули, который здесь жил раньше, — двоюродный брат моего отца, но мы с ним даже не были знакомы. Мы с мамой всю жизнь жили в меблированных комнатах в Кенсингтоне в пансионе, — Марион криво усмехнулась. — Можете себе представить, как маму обожали жильцы. — Улыбка погасла на лице Марион. — Отец умер, когда я была совсем маленькой. Он принадлежал к племени оптимистов, которые уверены, что завтра обязательно разбогатеют. Узнав, что его очередная спекуляция оставила нас всех буквально без гроша, он покончил с собой, оставив маму расхлебывать то, что он заварил.

Роберт начинал понимать, откуда у миссис Шарп такой характер.

— Я не смогла получить профессиональной подготовки, и мне приходилось перебиваться случайной работой. Нет, в услужение я не пошла — я ненавижу домашнюю возню. Я бралась за всякую, так называемую «чистую» работу — делала абажуры, служила в бюро путешествий, в цветочном магазине, в лавочке, где продавались безделушки. Когда мистер Кроули умер, я работала официанткой в кафе, куда дамы приходят днем выпить кофе и посплетничать. Да, это, наверное, не просто.

— Что?

— Представить меня с чашками на подносе.

Роберт, который не привык, чтобы его мысли читали с такой легкостью — тетя Лин была неспособна следить за развитием мысли своего собеседника, даже когда ей это объясняли, — почувствовал себя неловко. Но Марион вовсе не интересовалась ходом его мыслей.

— И вот, только мы начали здесь обживаться, только почувствовали, что у нас есть крыша над головой — и надо же случиться такому!

Роберт понял, что обязан защитить этих женщин.

— И все потому, что какой-то девчонке понадобилось алиби, — сказал он. — Надо побольше разузнать про Бетти Кейн.

— Одно я вам могу сказать точно — у нее повышенная сексуальность.

— Это что — женская интуиция?

— Нет, я отнюдь не типичная женщина, и у меня совсем нет интуиции. Но за свою жизнь я не встречала человека с таким цветом глаз — как у сильно полинявшего темно-синего костюма, — который не отличался бы повышенной сексуальностью. Не важно, мужчина это или женщина — исключений из этого правила не бывает.

Роберт снисходительно улыбнулся — что бы она ни утверждала, она-таки типичная женщина.

— И не воображайте, что вы, юристы, все знаете лучше всех, — добавила Марион. — Вспомните своих знакомых, и сами убедитесь, что я права.

Роберт невольно подумал о милфордском Дон Жуане Джеральде Бланте. Действительно, у Джеральда серо-синие глаза. Такие же глаза были у Артура Уоллиса, бармена в «Белом олене», который платит алименты трем женщинам. И у… черт побери, не может быть, чтобы подобное идиотское обобщение соответствовало действительности!