Конечно же, многие сегодняшние прогрессисты и либералы будут резко возражать, пытаясь доказывать, что между даже самыми “правыми” веховцами и, с другой стороны, “черносотенцами” якобы нет ничего общего. В связи с этим уместно обратиться к весьма характерной нынешней статье Владлена Сироткина “Черносотенцы и “Вехи”, где предпринята попытка убедить читателей в том, что веховцы в равной мере не совместимы и с “левыми”, и с “правыми”. Правда, В. Сироткин не умолчал об очень выразительной особенности “Вех”: в этом сборнике сокрушительно развенчивались “левые” (и революционеры, и либералы), но, — признает В. Сироткин, — “о черносотенцах там ни слова — народопоклонничество и здесь сыграло роль самоцензуры!”
Автор вряд ли до конца осознал смысл своего собственного суждения… Ведь получается, что спровоцированные “левыми” бунты и аграрные беспорядки не являлись, с точки зрения веховцев, выражениями народной воли (именно потому “народопоклонничество” веховцев не мешало им отвергнуть все “левое”), а сопротивление Революции со стороны “черносотенцев” эти виднейшие мыслители, напротив, воспринимали как выражение подлинной народной воли, не подлежащей критике! В это стоит вдуматься…
Стремясь, так сказать, окончательно разоблачить “черносотенцев”, В. Сироткин пишет о речах Н. Е. Маркова (“черносотенный” депутат Государственной думы): “Все это очень напоминало будущие речи Муссолини и Гитлера… И не случайно в своей мракобесной книжке “Война темных сил” Марков позднее восторгался Муссолини” 16. Плохо осведомленный В. Сироткин явно полагает, что, сообщая об этом, он полностью “отделил” веховцев от “черносотенцев”.
Однако веховец (и далеко не самый правый) Н. А. Бердяев в одно время с Марковым писал в своей книжке “Новое средневековье”: “Фашизм — единственное творческое явление в политической жизни современной Европы… Значение будут иметь лишь люди типа Муссолини, единственного, быть может, творческого государственного деятеля Европы”. 17
Могут возразить, что Бердяев вообще был крайне неустойчивым мыслителем, и у него можно обнаружить самые разные, нередко несовместимые, суждения. Но фашизм с его полным отрицанием “классических” форм демократии вещь весьма и весьма определенная, конкретная, и одинаковый легко мысленный восторг перед ним ясно свидетельствует, что у Бердяева и Маркова были несомненные общие основы мировосприятия. Словом, попытки Владлена Сироткина и многих других убедить нас в несовместимости идеологии веховцев и “черносотенцев” попросту несерьезны; Деятель, в честь которого получил свое имя историк Сироткин, то есть настоящий Владлен, был гораздо более прав, когда в свое время теснейшим образом связывал веховцев и “черносотенцев”. В еще большей степени все это относится к тем двум великим мыслителям, которые были “правее” веховцев и с которыми, в частности, тесно сблизился в свои зрелые годы С. Н. Булгаков, — П. А. Флоренскому и В. В. Розанову.
Впрочем, вопрос о Розанове даже не требует особого обсуждения, ибо и при жизни, и вплоть до нашего времени его вполне “заслуженно” именуют “черносотенцем”. В связи с этим вспоминается один характерный эпизод из недавней литературной жизни. Кличка “черносотенец” не раз была употреблена в обширной статье о Розанове, сочиненной беззаветной современной “либералкой” Аллой Латыниной (см. журнал “Вопросы литературы” № 3 за 1975 год). Вскоре на заседании Приемной комиссии Московской писательской организации решался вопрос о вступлении А. Латыниной в Союз писателей, — притом статья о Розанове рассматривалась в качестве главного “достижения” претендентки. Я, состоявший тогда в сей комиссии, выступил против приема А. Латыниной, однако отнюдь не потому, что она “клеймила” Розанова как “черносотенца”. Я говорил о том, что претендентка, увы, пишет о гениальном мыслителе как о некоем сомнительном писаке, якобы специализировавшимся на “политических доносах”, “покушавшемся на свободу духа, свободу слова” (это Розанов-то!), проявлявшем “озадачивающую тенденциозность и странную глухоту(!) к художественной природе произведения искусства”, “поразительную глубину непонимания) Достоевского” и т.д. и т.п. (все это — цитаты из статьи Латыниной…) Я выразил уверенность в том, что через какое-то время самой А. Латыниной будет попросту стыдно за этот свой жалкий опус (это время, думаю, настало; во всяком случае, невозможно представить, что бы А. Латынина добровольно переиздала это свое “творение”…).
Разумеется, мое выступление встретило в Приемной комиссии самый жесткий отпор, и А. Латынина была принята в Союз писателей — прежде всего именно как автор статьи о Розанове. Мое положение в Комиссии стало после этого шатким, а через какое-то время я постыдился промолчать и резко выступил против приема в Союз писателей высокопоставленного графомана — тогдашнего первого замминистра иностранных дел Ковалева, которого “рекомендовали” одновременно два секретаря Союза (хотя это не одобряется Уставом) — Андрей Вознесенский и Егор Исаев. И тогда меня уже вообще вычеркнули из Приемной комиссии… Я же, признаюсь, был весьма рад, что как-то пострадал из-за Розанова, которого теперь издали аж миллионными тиражами (это едва ли мог предвидеть и сам Василий Васильевич!).
Сегодня остерегаются называть признанного гениальным мыслителем Розанова “черносотенцем”, но он, конечно же, был “крайне правым”, хотя в то же время невозможно представить его членом какой-либо партии. Впрочем, как уже не раз говорилось, многие выдающиеся деятели культуры не считали для себя возможным войти в какую-либо политическую организацию.
Вместе с тем в высшей степени закономерно, что в 1913 году Розанова изгнали из формально “неполитической” организации — Религиозно-философского общества, творцом которого, кстати сказать, во многом был он сам. И это сделали люди, несовместимые с ним именно в политическом плане (Д. С. Мережковский, З. Н. Гиппиус, Д. В. Философов, А. В. Карташев, Н. А. Гредескул, Е. В. Аничков, А. А. Мейер и т.д.), и Розанов был изгнан именно за его “черносотенство”. А в числе его тогдашних защитников были веховец П. Б. Струве и С. А. Аскольдов (Алексеев) — участник позднейшего сборника “Из глубины” (1918), подготовленного к изданию теми же веховцами.
Между прочим, “дискриминируя” Розанова, Философов довольно-таки мерзко сказал и о его единомышленнике Флоренском: “Статья (речь шла об одной из “черносотеннейших” статей Розанова. — В.К.) помещена в “Богословском вестнике”, органе Московской Духовной Академии… и статья Розанова не могла быть понята читателями иначе… как мнение редактора, П. А. Флоренского, который состоит профессором Академии, готовит русских юношей к пастырской деятельности…” 18. Иначе говоря, гнать надо этого Флоренского из Академии и “Богословского вестника” — как мы выгнали Розанова. Через двадцать лет, в 1933 году, ГПУ отправит П. А. Флоренского в ГУЛАГ по обвинению в “черносотенстве” и “фашизме” (эти слова есть в опубликованных ныне следственных и иных материалах)… И как “поучительна” эта перекличка либеральных витий 1910-х годов и гепеушников! Но сия линия продолжается еще и сегодня… Так, неведомый мне автор, Леонид Никитин, в 1990 году издал в “демократическом” издательстве “Прометей” брошюру под эффектным названием “Здесь и теперь. Современный опыт философско-религиозного исследования”, в которой, в частности, заявлено, что Павел Флоренский — “один из самых ярких ревнителей… ретроградного направления… Значительность и глубину затронутых им проблем нельзя недооценивать, но вместе с тем нельзя, например, не заметить и того, что он громит марбургскую школу неокантианцев (ту самую, которую прошел Пастернак)… почти с тем же непробиваемым пафосом собственной доброкачественности, с которым через 10-15 лет Геббельс открыто назовет их “жидами” и “дегенератами”…”