— А можно сформулировать, почему она закончилась?
НИКИТИН: Если совсем коротко, то народ, нагулявшись, одумался.
Хотя какой народ? Прежде всего — элита. Произошла консолидация господствующего класса. Раньше бояре и дворяне друг друга видеть не могли, а когда поняли, что те же казаки желают стать вместо дворян служилым классом в Московском государстве, и от того под дворянами и боярами земля несколько заколебалась, то все решили, что лучше жить дружно, чтобы такого больше не повторялось.
КУРУКИН: В период Смуты мы видим попытки установления нового государственного порядка, однако это не привело к появлению каких-то новых политических структур. В результате Смутного времени возобладал достаточно консервативный вариант. Что, кстати, закономерно: мы идем не к модернизации, а к восстановлению старины.
МОРОЗОВА: В «Утвержденной грамоте» Михаила Федоровича было четко сказано, что возвращаемся к тому прекрасному времени, что было при Федоре Ивановиче. Чтоб страна так же ширилась, чтобы люди так же без кровопролития жили, чтоб все было так же надежно, прочно и процветающе. Вот к чему все хотели вернуться.
— Весьма похоже на вступление на престол императора Александра I, его обещание: «Все будет, как при бабушке»
КУРУКИН: Не знаю, как с точки зрения мировой истории, но у нас в России такая закономерность — после смуты возобладает консервативный вариант.
НИКИТИН: После революции — контрреволюция.
ЛИСЕЙЦЕВ: Русское общество и Московское государство удержалось, по-моему, на двух столпах: первый — православная вера, та последняя грань, за которую русский человек никоим образом отступать не желал, второй — национальная консервативная идеология. Русские люди захотели жить, «как при прежних государях повелось». Новшества им были не нужны. Полякам они на переговорах совершенно четко говорили: «Вольностей мы ваших польских не хотим. Они только для знатных людей, простому же человеку от них хуже будет».
— То есть, выйдя из Смутного времени, Россия оказалась как бы отброшена назад по всем параметрам?
ЛИСЕЙЦЕВ: Нет, напротив! Ключевский сказал, что именно Смута впервые породила поколение, которое стало заботливо и тревожно посматривать на еретический Запад в поисках выхода из домашних затруднений, не поступаясь при этом принципами благочестивой старины. Там можно заимствовать что угодно — мушкеты, военный строй и т. д., не трогая народной души. Следует сохранить прежний порядок в неприкосновенности, оставить в незыблемости православие — и можно потихонечку модернизироваться, европеизироваться.
РОГОЖИН: Выход из Смуты произошел на единении царско-светской и церковной властей, что, на мой взгляд, дало колоссальный взлет, способствовало упорядочению системы государственного управления, упрочению централизованного государства. Это при том еще, что патриархом был отец царя.
— Однако мы совсем забыли про восстание Болотникова, некогда популярное у наших историков. Оно-то к чему привело?
МОРОЗОВА: Вопрос сложный. Некоторые считают, что так называемая крестьянская война под руководством Ивана Болотникова велась за отмену крепостного права. Но все дело в том, что крепостного права как такового еще не было. И за что тогда этот Болотников сражался?
НИКИТИН: Сейчас, думаю, ясно, что это никакая не была крестьянская война, хотя из учебника в учебник переходило как аксиома, что она, как и все крестьянские войны, имела сугубо прогрессивное значение. А в чем прогресс — в том, что на полстолетия было отодвинуто окончательное закрепощение крестьянства, тогда как крепостное право было в России явлением неизбежным? Предначертанное совокупностью исторических обстоятельств развитие России через период крепостничества как бы на полвека остановилось.
— Может, движение по одному из возможных направлений? И все же, какая задача стала приоритетной для молодого государя Михаила Романова?
МОРОЗОВА: Наводить в стране порядок! Это была самая первая, самая главная задача, которую он перед собой поставил. А потом по возможности возвращать утраченные территории — и эта задача также им решалась.
— Звучит достаточно злободневно.
Россия: история выживания
Главная проблема, с которой сталкиваются исследователи, — крайне ограниченное количество достоверных источников. Об этой проблеме, а так же о некоторых загадках прошлого — наш разговор с известными авторами исторических исследований Ярославом Кеслером и Сергеем Валянским.