Кристиан рассмеялся.
– Я всегда любил черный. Это цвет силы и власти.
Ривс поднял жилет повыше, а затем повесил его поверх другого, точно такого же.
– Впечатление довольно сильное. Как от всех траурных нарядов.
– Я хотел прибыть в Лондон под звук фанфар. Мне важно выделяться.
– Понимаю. – Ривс положил на постель один из черных жилетов. – Вы будете как кусок угля среди драгоценных камней. Жирный черный голубь в стае разряженных петухов.
– Черт возьми, с отцом вы тоже были таким язвой?
– Боюсь, ему доставалось еще больше, милорд. Я ведь был моложе.
– Отлично. Старый негодяй заслуживал, чтобы ему говорили гадости.
– Многие люди так думают. – Дворецкий подал Кристиа ну свежую рубашку, затем выложил на постель туго накрахмаленный галстук. Дождавшись, когда Кристиан застегнет рубашку, он осторожно обернул галстук вокруг шеи хозяина и завязал его затейливым узлом.
Кристиан оглядел себя в зеркале и чуть склонил подбородок, чтобы поправить складки галстука, доведя их до совершенства.
Ривс ждал в почтительном молчании, затем подал Кристиану жилет.
– Черные или нет, но ваши жилеты отлично сшиты. Эта парча просто великолепна.
Кристиан натянул жилет, пройдясь ладонями по гладкой изысканной шелковистой ткани.
– Раньше у меня почти ничего не было. Теперь немного роскоши не помешает.
– Совсем нет, милорд. Сейчас действительно пришло время предаться расточительству. – Ривс открыл коробку с булавками и подал ее хозяину.
Кристиан выбрал галстучную булавку с большим рубином и осторожно воткнул ее в затейливое сооружение у шеи.
– Не припомню, чтобы мне приходилось видеть такую манеру носить галстуки, – заметил Ривс, когда хозяин закончил с булавкой.
– Это мое собственное изобретение. Я называю этот фасон – «месть», – ответил Кристиан, любуясь собой в зеркале.
– Вы станете родоначальником стиля, милорд. – Ривс скупо улыбнулся. – Странно, как сильно отличаетесь вы от брата-близнеца. Не только внешне, но и в привычках.
– Тристана не заботит мода. Он предпочитает одеваться так, словно находится на палубе корабля.
И он не ищет мести.
– Его больше волнует будущее, чем прошлое. – Кристиан пожал плечами. – Он всегда был таким.
Кроме того, Тристан никогда не был близок с матерью так, как это получалось у брата. Кристиан унаследовал от матери не только зеленые глаза и золотистую кожу. Он позаимствовал у нее любовь к прекрасному, стремление к утонченности.
Ее приводили в восхищение шелковые простыни и тяжелое, отделанное кружевом покрывало на ее постели. Кристиан до сих пор помнил, с каким наслаждением она пробегала пальцами по гладкой поверхности изящной мебели, и ее лицо озарялось счастливым сиянием. Она жила от всей души, радуясь каждой минуте, каждому ощущению. Ему бы тоже хотелось так жить. Может быть, потом, когда дело будет сделано…
Он нахмурился. Странно, он никогда не задумывался, чем займется после того, как добьется справедливости и разоблачит убийцу матери. Наверное, это потому, что цель казалась ему столь недоступно далекой. А теперь… все решится в течение нескольких недель. Он резко расправил плечи.
Ривс взял с кровати черный сюртук.
– Покойный герцог высоко ценил вашу матушку. Я часто слышал, как он ее превозносил.
Кристиан поймал взгляд слуги в зеркале.
– Не заставляйте меня думать об отце чаще, чем он того заслуживает.
Ривс протянул Кристиану сюртук.
– Как можно! Если хотите знать, я считаю, у вас есть все основания сердиться на него.
Кристиан набросил сюртук на плечи.
– Я не злюсь. Мои отец и мать – оба на том свете. К чему расточать гнев понапрасну?
– Я бы держал на него сердце, милорд.
Кристиан оглядел себя в зеркале. С ног до головы в непроницаемо-черном, только белоснежный узел галстука на шее. Черно-белый фон заставлял жарче пылать рубин в галстучной булавке, добавлял блеска живым зеленым глазам. Он снопа поймал в зеркале взгляд дворецкого.
– Прихорашиваемся, милорд? – Ривс поднял бровь.
– Галстук накрахмален просто отменно. Не говорите, что это Уолтере постарался.
– Его скрутило еще вчера вечером, и мне пришлось доделать работу вместо него. – Ривс сурово оглядел хозяина в зеркале и кивнул. – Вынужден признать, но черный действительно придает вам разбойничий вид.
Кристиан ухмыльнулся:
– Приятно сознавать, что годы, проведенные верхом на Верзиле Тоби, не прошли зря.
Ривс захлопал глазами.
– Пожалуйста, милорд. Я просил вас не упоминать о вашем прошлом ремесле. Хотя… Вы помните, что сказали мне насчет убийств?
– Я не убил ни единой души.
Дворецкий облегченно вздохнул:
– Мне так приятно слушать, когда вы произносите эти слова, милорд.
– Ривс, в моем доме вам ничто не угрожает. Хотя, если вы и впредь будете критиковать мою манеру одеваться… Тогда я за себя не отвечаю.
– Когда вы улыбаетесь вот так, милорд, вы поразительно похожи на свою мать – вылитый ее портрет.
– Ее портрет? – Кристиан воззрился на слугу. – Разве после нее остался портрет?
– В Рочестер-Хаусе, главной резиденции батюшки. Теперь портрет принадлежит вашему брату, и если вам будет угодно взглянуть…
Тристан, конечно, не расстанется с портретом, и Кристиан не мог его за это винить.
– Интересно, зачем отец держал при себе портрет женщины, которую он отказался признать женой?
– Портрет заказали уже после ее смерти. Художник писал его с миниатюры, хотя, судя по результату, ни за что не догадаешься. – Ривс вздохнул. – Простите, милорд. Ваш отец был скуповат.
– Скуповат?
– Да, милорд. Скуп на деньги и на чувства, за исключением требований моды. Я даже думаю, что его взяло сожаление.
– Слишком поздно.
– Да. Во многих отношениях. Незадолго до смерти он признался мне, что из всех женщин, что повстречались ему на жизненном пути, ваша мать была прекраснейшей – и душой, и телом, а также…
– Она была прелестна, – сурово перебил Кристиан, – пока не заболела в тюрьме и не начала таять как свечка.
– Он всегда чувствовал вину за то, что уехал из Англии и не мог ее защитить.
Кристиан натягивал сапоги для верховой езды.
– Вы в самом деле думаете, что его мучила совесть?
– Очень. Герцог был в Италии, когда се бросили в тюрьму. Он узнал об этом только через два месяца. Вы знаете, что творилось тогда на континенте. Прошло много времени, прежде чем он смог добраться до Лондона.
Кристиан посмотрел в лицо дворецкому:
– Отец вернулся в Лондон, чтобы спасти мать?
– Торопился, как мог, но опоздал. – Ривс тихонько притворил дверцу гардероба. – Именно тогда он и заказал ее портрет.
Кристиан не мог оторвать взгляд от мысков сапог. Вопрос дрожал на кончике его языка. Ни разу не осмеливался он задать его вслух…
– А он пытался… пробовал отыскать меня и Тристана?
– Он заплатил целое состояние неким скользким личностям, которые уверяли, что разыщут вас обоих. Но и следов не нашли.
У Кристиана пересохло во рту. В горле застрял комок. Ему всегда хотелось верить, что отец предпринимал попытки их найти, спасти мать… Он просто жаждал узнать такое! Шли году и вера умерла, уступив место горечи, столь прочно укрепившейся в его душе, что вырвать ее оттуда он уже был не в силах.
– Отец считал маму невиновной?
Ривс вздохнул:
– Мне неизвестно, что он думал. Я знаю только, что ему рассказывали. А ему говорили, что она виновна. Он ничего не смог бы для нее сделать, даже если бы прибыл в Лондон вовремя.
– Кто сказал ему эту гнусность?
– Король.
Кристиан ухватился за столбик кровати, костяшки его пальцев побелели.
– Король?
– Ваш батюшка отправился к нему, как только корабль вошел в порт. Он даже не переоделся с дороги, поспешил прямо в Уайткасл, где находился в то время король. Час был уже поздний, король отправился спать. Ваш отец, однако, потребовал аудиенции.
– Так он действительно пытался помочь ей? – Кристиан услышал изумление в собственном голосе.