Шлюпы вторично пересекли Полярный круг и оказались далеко за 69-й параллелью. Меньше тридцати миль оставалось до побережья Антарктиды, скрытого за густой снежной завесой.
Дождавшись перерыва в неистовой работе пурги, Беллинсгаузен приказал остановиться и пополнить запасы пресной воды.
— Вот и ледяные горы пригодились, — сказал Иван Михайлович Симонов, наблюдая за катером и яликами, которые неслись к ледяной стене айсберга, поднимавшейся на 60 метров.
Обогнув её, гребцы пристали к пологому склону и, пересмеиваясь, пытались вскарабкаться на него.
— Опасно, Иван Иванович, прикажите вернуться и вызовите канониров, — распорядился начальник экспедиции.
Грохот пушечных выстрелов пронесся над морем. Ядра ударили в айсберг, и огромные глыбы рухнули в воду.
— Теперь нашим матросам проще ледок добыть, — сказал Беллинсгаузен.
Катер и ялики вновь помчались к ледяным обломкам.
«Кололи лед для пресной воды, и тут мы набили 30-ть бочек, и прекрасная вода», — отметил вечером в «Памитнике» Егор Киселев. Это была его последняя январская запись, а следующую он сделал, когда корабли вновь находились за 69-й параллелью: «Пришли к ледяным полям, где превысокие ледяные горы возле самого полюса…»
Так воспринял матрос Киселев знаменательное событие, о котором спустя несколько недель Беллинсгаузен писал в предварительном донесении морскому министерству из Австралии: «…За ледяными полями виден материк льда, коего края отломаны перпендикулярно и который продолжается по мере нашего зрения подобно берегу».
На кораблях никто не сомневался, что это окраина материка. Новосильский с жаром говорил:
— Множество полярных птиц, что вьются над шлюпом, разве не доказательство близости берега?!
Русские исследователи снова достигли Южного материка — на этот раз у побережья, носящего ныне название Берега принцессы Ранхильды.
Через полторы недели экспедиция в третий раз пересекла Полярный круг и приблизилась к берегам Антарктиды, получившим позднее наименование Земли Эндерби.
Вновь забушевал шторм. На «Мирном» зажигали сигнальные огни, палили из пушек, чтобы подать весть «Востоку», но там ничего не видели и не слышали. Это была ужасная, опаснейшая ночь. Сдав вахту и отогревшись, Новосильский записал в дневник: «Волны поднимались, как горы, шлюп то возносился на вершины их, то бросаем был в водяные пропасти… Временами мелькали в темноте, как привидения, ледяные громады… Наши родные и друзья, верно, не подозревают, какую бедственную ночь мы проводим под Южным полюсом…»
«Небо горит!»
В каюту, где помещались профессор Симонов и художник Михайлов, вбежал штаб-лекарь Яков Берх:
— Какая на небе красота неописуемая!
— Полярное сияние?! — воскликнул астроном. — Берите, Павел Николаевич, свои рисовальные принадлежности и скорее наверх!..
Вся команда высыпала на палубу.
— Небо горит!..
Южная сторона небосвода словно пылала, залитая сияющими и колеблющимися потоками света. Он растекался, как река в половодье, но вдруг собирался воедино, чтобы тотчас снова заполнить весь горизонт.
— Чудесное, фантастическое зрелище! — восхищался Симонов. — Никакими словами не описать северное сияние…
— Оговорились, уважаемый Иван Михайлович: не северное, а южное, — поправил Завадовский.
Небо полыхало радужными расцветками. Три величественных световых столба пламенели и переливались трепетными огнями — светлорозовым, бледнозеленьш, фиолетовым. Временами столбы превращались в пылающую дугу, и она играла световыми кистями. Внезапно дуга исчезала, и опять возникали столбы — уже иной, ещё более прекрасной расцветки.
— Смолоду приходилось видеть, как небо на севере горит, а нынче и в другом краю света узрел, — с благоговением произнес парусник Данила Мигалкин, архангельский помор.
— А оно горит и горит… Чудо!
На шканцах офицеры обступили художника Михайлова:
— Как же вы, Павел Николаевич, изобразите сие сказочное великолепие?
— Увы, нет у людей красок, кои могут соперничать с палитрой природы.
А Егор Киселев сидел на своем сундучке и деловито записывал: «Были светлые три столба на небе: со 10-ти часов и до 3-х часов утра стояли род лучей и преудивительные столбы…»
Неведомо, где пребывал на протяжении более ста лет этот дневник. Лишь недавно, перед Великой Отечественной войной, в городе Суздале, близ родной деревни Егора Киселева, среди груды старых книг нашли «Памитник матроза 1-й статьи», и эта тетрадь заняла достойное место в отделе рукописей Всесоюзной библиотеки имени В.И. Ленина…
Уже около трех месяцев русская экспедиция находилась в высоких широтах Южного полушария. Близилась антарктическая зима. 5 марта, находясь под широтой 59°, шлюпы впервые расстались и самостоятельными, почти параллельными курсами пошли к берегам Австралии. Командование экспедиции решило пересечь и обследовать возможно большие пространства Индийского океана, не посещенные ни одним мореплавателем. Курс «Востока» лежал примерно на 3 градуса южнее пути «Мирного». Обогнув побережье Тасмании, Лазарев в начале апреля прибыл в Порт-Джексон (Сидней), где уже почти неделю стоял более быстроходный «Восток».
Период антарктической зимы русские моряки использовали для обследования юго-восточной части Тихого океана. В июне 1820 года «Восток» и «Мирный» подошли к островам Россиян; несколькими годами раньше здесь побывала русская экспедиция на корабле «Рюрик» под командованием лейтенанта О.Е. Коцебу. Беллинсгаузен и Лазарев открыли в этом архипелаге пятнадцать островов и дали им имена Кутузова, Румянцева, Ермолова, Барклая-де-Толли, Милорадовича, Крузенштерна, Чичагова и других видных военных деятелей. На обратном пути были открыты острова Симонова, Михайлова и несколько других. Не в пример многим своим предшественникам, русские моряки с исключительной гуманностью относились к островитянам, ни разу не применили оружия и не имели ни одной стычки.
Вернувшись в Сидней, экспедиция начала готовиться к новому антарктическому походу. «Восток» и «Мирный» уже описали полукруг в высоких широтах Атлантического и Индийского океанов; оставалось исследовать области Тихого океана за 60-й параллелью и замкнуть кольцо антарктического кругосветного путешествия.
Новые поиски за Полярным кругом
Мичман Куприянов разбудил приятеля, только три часа назад сменившегося с вахты:
— Остров Макуори! Едем на берег!..
Новосильский вскочил, быстро оделся. Ялики понеслись к одинокому острову, открытому за десять лет до того английскими мореплавателями близ 55-й параллели к югу от Австралии.
Бесчисленное стадо огромных животных, погруженных в глубокий сон, заполняло прибрежную полосу. Порой они приоткрывали лоснящиеся черные глаза, чтобы через минуту вновь предаться сладким сновидениям, ничуть не беспокоясь появлением людей. Это были морские слоны, самые крупные из тюленей, мирные, ленивые и апатичные звери, длиной около шести метров, весом до пяти тонн. Матросы кидали в них камни, чтобы пробудить от спячки. Потревоженный гигант неохотно открывал глаза, поднимал морду, на которой торчал грушевидный вырост, раздувавшийся, когда зверь приходил в возбуждение. После нескольких метких попаданий тюлень испускал страшный крик и неохотно направлялся к воде. Если бы он мог говорить, то, вероятно, сказал бы: «Чего вы привязываетесь! Идите своей дорогой, не мешайте нам спать».
Новосильский не мог без содрогания видеть, как промышленники, оказавшиеся на Макуори, истребляют беспомощных животных. Грязный, засаленный, распространяющий тяжелый запах зверобой, подойдя к спящему морскому слону, ударил его по переносице палкой с железным шаром на конце. Зверь заревел, застонал и тщетно пытался уползти. Оседлав его, промышленник надрезал острым ножом волосатую шею и принялся сдирать шкуру с живого морского слона… Мичман отвернулся. Долго ему слышалось, как несчастный тюлень жалобно стонал и вопил…